Между честью и истиной

Аусиньш Эгерт

Димитри, в отличие от Айдиша, вчерашний день провел совершенно за другими занятиями, чем изучение местной истории и топонимики, и в этом аргументе ничего плохого не видел. Он раздраженно развел руками:

– Ну, знаете... благодарить вас за все ваши подвиги у нас пока причин нет. А учитывая все то количество неразберихи, которое ваши действия привносят в жизнь этого города, лучшее, что вы могли бы сделать для него - это...

Договорить ему не удалось. Полина слегка наклонилась вперед в кресле и развернулась к нему:

– Господин наместник, если мне будет нужна ваша персональная благодарность, я вас вот об этом самом лично и попрошу. Искренне

надеюсь, что девять граммов свинца для меня у вас найдется.

Марина передвинула кресло как можно ближе к подруге и прикоснулась к ее рукаву:

– Полечка, Поля, у тебя и так уже срок, что же ты делаешь, Полечка, пожалуйста, не волнуйся.

Димитри резко отодвинулся от стола вместе с креслом:

– Что вы себе придумали, и ради чего я должен отвечать перед вами за ваши выдумки? Какой, к чертям собачьим, срок? Хватит изображать жертву, вас тут никто не держит!

Полина подарила наместнику еще одну ослепительную улыбку:

– Тюремный срок. Срок лишения свободы как наказание за преступное деяние. Семьдесят лет. Расстрел вы отменили, но остальное-то осталось. А если меня здесь не держат, мои документы должны быть уже у меня на руках.

Димитри, очень медленно и тщательно выбирая слова, спросил:

– Не хотите ли вы случайно сказать, что я, с вашей точки зрения, способен по собственной прихоти лишить человека свободы?

Полина засмеялась, слегка откинув голову:

– Вы до сих пор не в курсе ваших прямых обязанностей... господин наместник?

Князь дернулся в кресле, как от оплеухи. Еще никто не оскорблял его, просто назвав его должность. Эта - сумела. Он с трудом вернул себе равновесие и ответил:

– Я не приобретал тебя и не захватывал в плен. Ты не моя собственность и не добыча моего оружия.

Айдиш, посмотрев на Полину после этой реплики Димитри, подумал только два слова: все рухнуло. Это уже не разговор, а склока. Людей, сохраняющих здравость суждений тут, кажется, не осталось. Князь, вон, начал вспоминать правовые нормы времен своей молодости. А Полина Бауэр сидит с абсолютно прямой спиной и кажется каменным изваянием. И ее руки сомкнуты под грудью. Это не было жестом женщины, изо всех сил сдерживающей эмоции, она не переплела пальцы. Ее левая рука плотно обхватывала правую, сжатую в кулак, локти были слегка отведены в стороны, и дыхания было почти не видно. "Плохо. Очень плохо", - подумал Айдиш. А когда Полина заговорила, досточтимый Айдиш сразу понял, что "плохо" - это не то, что было только что, а то, что произойдет сейчас. То, что уже происходит.

Тихим и ровным голосом, в котором эмоций было не больше, чем синевы в небе за окном, женщина сказала, что если человек не видит разницы между свободой и отложенным наказанием за деяние, то он или сам не слишком свободен, или не привык оценивать свои действия и примерять их к интересам других людей. А если он к тому же не видит разницы между поражением в правах, которое естественно следует за приговором по суду, и полноценной возможностью правами пользоваться, то ей интересно, умеет ли этот человек в принципе жить по закону, или все это время ему кто-то помогал не перейти грань. И если второе, то непонятно, почему власть этого человека надо официально признавать законной и зачем ему нужно вставать в какую-то позу, уничтожая неугодных, если живой силы и патронов у него достаточно.

Почему-то этот тихий и ровный голос Димитри слышал лучше, чем реплики Лейшиной, обращенные к подруге, хотя их содержание только добавляло масла в огонь - звучало что-то про условия содержания, про дисциплину,

которую Полине никак нельзя нарушать, и еще какая-то чушь, которую он даже слушать не мог. Он не делал этого всего. И не имел в виду ничего из того, что они говорили. И он не хотел быть тем, кем они его выставляли.

Мастер Айдиш все-таки сумел прервать монолог мистрис Бауэр, звучавший, как шелестящий поток раскаленного песка.

– Так, - сказал он.
– Дамы, позвольте нам с господином наместником оставить вас ненадолго. Нам нужно переговорить наедине.

Он вышел в приемную вместе с князем, постучал по столу секретаря. Тот оторвался от экселевского файла, в который что-то вбивал.

– Мальчик, - сказал Айдиш, - иди и найди нам всем кофе, сахар и... И, наверное, коньяк.

Секретарь округлил красиво подведенные глаза и исчез за дверью. Айдиш кивнул Димитри на свободный стул и перешел на сааланик - так, на всякий случай:

– Пресветлый князь, садись и слушай. Готовься, будет скверно.

Димитри криво усмехнулся:

– Скверно по сравнению с чем? Хуже, чем только что было, уже не будет, мастер Айдиш.

Айдиш покачал головой:

– Будет, князь. Будет. Мы думали, что они догадаются обо всем, что мы им не сказали, - они и догадались. Но не как мы ждали, а как они привыкли, да и странно было бы ждать иного. Мы-то сделали так же. В их привычках есть много скверного, но это не то скверное, которое привычно нам. Как видишь, оставить жизнь и вернуть свободу для них не одно и то же - таковы их законы. Как видишь, для них власть и порядок могут быть разными вещами - такова их власть. Как видишь, у них право силы может оказаться над законом и даже над порядком - таковы их нравы. У них есть основания ждать этого и от тебя. Не потому что ты таков, а потому что они такое уже видели и для них все еще нет разницы между тобой и теми выродками, которые тут орудовали еще пятьдесят лет назад. Мы сейчас вернемся назад и продолжим разговор. Я при тебе задам Полине Бауэр все те вопросы, ответы на которые она тебе уже дала. Пора прояснить нечто, что нам всем давно надо было прояснить. Князь, пойми: она все это время ждала от тебя длинной мучительной смерти. И от меня тоже. И сейчас все еще ждет. И с ней этого от тебя ждут ее подруга и все те, кто устроил тинг в городе, а еще те, кто на этот тинг не пришли. Мы ведь даже не знаем, сколько их, князь...

Усталость навалилась на Димитри огромной меховой шкурой, тяжелой и душной. Он закрыл глаза, помолчал.

– Да, мастер Айдиш. Было скверно. Будет, кажется, не лучше. И как нам теперь ей это все объяснять?

Не получив ответа и на четвертый вдох, он открыл глаза и посмотрел на Айдиша. Тот был мрачнее тучи.

– Нам ведь придется объяснять это всему Озерному краю, - медленно проговорил Димитри, заканчивая мысль.
– Вот что хуже всего.

Когда они вернулись в кабинет, Полина Юрьевна уже напоминала живого человека, а не каменное изваяние, и даже улыбалась. На лице Марины Викторовны оптимизма не было ни капли. Особенно когда она смотрела на подругу.

Айдиш опустился в кресло, выждал, пока Димитри займет место за столом.

– Полина Юрьевна, скажите, вы ведь до сих пор ждете продолжения допросов?

Она с легким смешком ответила:

– Естественно, а чего еще мне нужно ждать?

Марина ахнула.

– Полиночка, но... А ты с когда не ешь-то?

Полина посмотрела на нее недоуменно, как будто вопрос не требовал ответа и был ясен сам по себе, но все же ответила:

– Ну так с предъявления обвинения.