Между двух миров

Шеллина О.

Князь Черкасский ждал меня в моём кабинете. Он был на редкость возбуждён и ходил из угла в угол, размахивая руками с зажатыми в них бумагами. Когда я стремительно вошёл в кабинет, он подбежал ко мне и практически силой вложил бумаги в мои руки.

– Получилось, государь, Пётр Алексеевич, у нас всё получилось! – и он снова забегал по кабинету. – Я даже не думал, что удастся немцев уговорить, о, сколько же крови мне немчура попортила! – и он погрозил кулаком невидимому мне собеседнику. – Теперь нужно все станции укрупнить, разъезды организовать опять же. – Я не мешал ему

выражать эмоции.

Развернув бумаги, углубился в чтение. Когда дошёл до итоговой суммы за сделку, то поморщился. Ничего не могу с собой поделать, но не люблю много тратить на любые проекты.

Вот понимаю же их ценность, но пока не посчитаю приобретаемую выгоду, хрен кто у меня хоть копейку получит. Даже Миних притих, потому что, когда мне в последний раз намекнули на его заявку о своих гонорарах, я уже без намёков спросил, а не пора ли ревизию финансовых затрат на строительство Ладожских каналов провести?

Так что всё, что касалось денег, вызывало у меня предынфарктное состояние и ощущение, что казна пуста, и я голодранец.

Дочитав бумаги до конца, я аккуратно их свернул и протянул Митьке, чтобы тот их оформил и поместил в рабочий архив. После этого сел за стол и ещё пару минут наблюдал за бегающим Черкасским.

– Алексей Михайлович, да присядь ты уже, не мечись, а то уже голова от твоей беготни кружиться начала. – Дождавшись, когда он сядет в кресло напротив, я потёр подбородок, и произнёс. – Нужно изначально создать Первое государственное почтовое управление. И уж не обессудь, а на тебе оно пока повиснет, так как ты с ним мне помог знатно, но тебе его и тащить покуда.

– Ну что же, видимо, это крест мой, – он вздохнул, но расстроенным не выглядел. И правильно, канцлеров во всей истории до хрена было и будет ещё, а вот создатель Российской почты – это уже историческая величина. И отдельная марка ему точно будет обеспечена. Князь Черкасский очень богат. Но некоторым слухам – он даже богаче меня. И теперь всё, о чём он думает – это какую память оставит после себя. Понимаю, называется такой порок тщеславием, но я буду его тщательно поощрять, лелеять и беречь, потому что Черкасский единственный из всего дворянства, кто точно не замарает себя взяткой. Просто потому, что ему это не нужно. Так что почту он организует в лучшем виде.

– Вот и славно, а теперь можешь бежать дальше, Алексей Михайлович, да думать на бегу, что именно необходимо сделать, да и смету составить честную, – он словно ждал от меня этого разрешения удалиться. Вскочив и лишь кивнув на прощанье, князь выскочил из кабинета. Работы ему предстоит много, так что, пущай бежит.

Неслышной тенью в кабинет проскользнул Митька.

– Ушакова зови, – я откинулся на спинку кресла. – Скажи, что Черкасскому удалось полностью выкупить поту из лап немцев. Пущай сюда выдвигается и Гольбаха с собой захватит. Будем думать, как «чёрные кабинеты» при почте лучше организовать. И, Митя, кофе мне принеси, а то, что-то уже башка не соображает ничего.

– Загонишь ты себя, государь, Пётр Алексеевич, – нахмурившись, сообщил мне Митька. Я же только покачал головой.

– На том свете отоспимся. Ты пойми,

не могу я пока остановиться, чувство у меня, вот здесь, – я положил руку на грудь как раз напротив того места, где билось сердце, – что времени у нас осталось очень мало. Что-то должно произойти, и мы должны быть готовы. Мы, именно мы, Митя, должны вершить историю, а не то… – я замолчал, уставясь в одну точку.

– А не то… – Митька подтолкнул меня к продолжению.

– А не то, история нас похоронит, – мы оба замолчали, и лишь спустя минуту я проворчал. – Ну и долго мне ждать, пока ты начнёшь мои повеления выполнять? – Митька моргнул, словно выйдя из транса, и быстро направился к двери. Когда он уже взялся за ручку, я его остановил. – И, Митя, вели отряд готовить. Надобно мне уже Петербург навестить, в частности, Адмиралтейство.

Глава 5

– Ваше императорское величество, – я повернул голову и кивнул Фридриху, который направил свою лошадь ко мне, и теперь ехал рядом, игнорируя злобно косящегося на него Цезаря, который мало кого терпел в непосредственной близости от своей персоны. – Я по вашему поручению совместно с графом Минихом объезжал некоторые воинские части, во время проверки их боеготовности, и готов поделиться своими наблюдениями.

– Если я вас понял правильно, после нашего выезда из Австрии от Евгения Савойского, вам неинтересна война, воинская служба и всё, что с ними связано.

– Мне неинтересен и вызывает отвращение тот образ жизни, что навязывал мне мой отец, но это не значит, что я испытываю отвращение ко всему воинскому. Более того, мне интересен сам принцип создания боеспособной армии, а также планирование различных кампаний. Кроме морских, – добавил он после секундной задержки. – Да, определённо, морские бои меня ничуть не вдохновляют.

– Думаю, куда важнее то, что вас вдохновляют победы сухопутные, – я улыбнулся. – Так что же вы хотите мне предложить для улучшения существующей армии Российской империи?

– Вы говорите таким тоном, словно не доверяете моему суждению, ваше императорское величество, – Фридрих вздохнул. Разговаривали мы на немецком, так как русский язык прусского принца оставлял желать лучшего.

– Дело не в доверии, – я покачал головой и придержал Цезаря, попуская вперёд Петьку, которого знаком подозвал к себе Трубецкой, чтобы что-то обсудить. – Дело в том, что прусские методы могут не подойти российской армии. Что бы кто ни говорил, но люди мы всё-таки разные.

Сзади скрипнули рессоры кареты. Миних чихал сегодня всё утро, и я его от греха подальше усадил в карету, чтобы ещё больше не просквозило на ветру. Чем ближе мы подъезжали к Петербургу, тем чаще портилась погода. Туманы сменялись мелким, противным дождём, а небо практически постоянно было затянуто тяжёлыми серыми тучами.

– О, если всё дело в этом, то я, конечно же, учёл подобный момент, – моментально ответил Фридрих. – И, уверяю вас, ваше императорское величество, мои предложения не будут касаться самой сути людей, которым мы доверяем наши жизни.