Между двух стульев (Редакция 2001 года)
Шрифт:
– Вы же были Смежным! – крикнул ему вслед Петропавел.
– А ты – смешным! – не растерялся Старик-без-Глаза и рассеялся в окружающей действительности.
– …тем более, – продолжало Противное-без-Глаза, – что пациент уже идентифицировал себя в качестве Слономоськи, а большего от него не добиться. То есть никакого развития характера, по-моему, не предполагается. – Противное-без-Глаза зевало уже даже не через слово – через слог.
Петропавел понял, что пациент – это он. Если бы у него было хотя бы немного свободного времени, он, может быть, продуктивно и поразмышлял бы о том, не в сумасшедшем ли он доме… тем более эта
– К тому же, тут уже давно очередь на Слономоську, – все так же героически не засыпая, продолжало активизировавшееся Противное-без-Глаза. – Кому же не понравится, когда его водят?.
– Э-э, нет! – Петропавел вмиг осознал ситуацию. – Я уже привык быть Слономоськой, мне… мне приятно это, а вот Безмозглым – ни за что!
Собеседники повели себя так, будто он опять ничего не сказал, хотя совершенно явно услышали сказанное.
– А Бессмертным у него еще будет время побыть. Вагон времени! – мрачно схохмил Воще Таинственный.
– Между прочим, Нидерландец хотел еще Безмозглым побыть! – мелочно заметил Пластилин, сделав вид, что ему как бы обидно за обделенного друга. – Полетали бы с его, более или менее!…
– Да он уж Тридевятый давно, Ваш Нидерландец, и поди узнай, чем он там у себя за тридевять земель занимается – может, спит как сурок! – нахамил отсутствующему Воще Таинственный.
– Пусть этот Безмозглым будет, Нидерландца нет нигде! – Откуда ни возьмись вмешавшийся в разговор Грамм Небесный, оказывается, уже слетал за тридевять земель и все разузнал.
– Да пусть! – утешился собственной непоследовательностью Пластилин и задел за живое Грамма: – Вот уж кому-кому, а Вам бы в первую очередь не мешало амплуа поменять… Варьируетесь тут, понимаете ли, в пределах одного жанра!
Но Грамма Небесного и след простыл… даже замерз уже.
– Я не хочу быть Безмозглым! – заметался в совершенно разные стороны Петропавел.
На него посмотрели плохо. И сказали:
– На Ежа Вы согласились чуть ли не со скандалом, от Слономоськи руками и ногами отбрыкивались, теперь от Безмозглого нос воротите, хотя, как бы это сказать, насчет мозгов у Вас… А что поразительно – так это патологическое стремление занять ту или иную… гм, должность навсегда! Просто синдром штатности. В каждом случае: если уж кем-то быть – так навеки! Вы конформист. Или коммунист.
– Должность? – Петропавел все-таки нашел к какому слову придраться.
– Ну, не должность, не должность!.. – плаксиво затянул Пластилин, а Воще Таинственный, взглянув Петропавлу прямо в глаза Слономоськи, тихо взорвался:
– Все-таки ужасно трудно с Вами! Как с мертвецом…
Петропавел не успел отреагировать надлежаще строгим образом, поскольку все обернулись на страшный шум. Какие-то гонцы доложили о поступлении новых сведений – в том числе и по поводу Спящей Уродины. Последнее сильно взволновало Петропавла: Спящая Уродина всё еще
– Где ее нашли? – он едва протиснулся к источнику информации. Им оказался Гуллимен, которого, наверное, наконец кто-то отгвоздил от борта арены, как пришлось предположить Петропавлу. Гуллимен имел вид повесы и был явно под хмельком.
– Ее не нашли, – уточнил он, глядя на Петропавла так, словно ничего не случилось во время той памятной им всем корриды. – Просто о ней прошел слух.
– Как это – «прошел слух»?
– Ну, так, как говорят «прошел дождь» или «прошел год», – дружелюбно отвечал Гуллимен.
Между тем Гуллимена уже ставили в курс актуальных событий: повесу под хмельком живо заинтересовала вакансия Слономоськи.
– Нет никакой вакансии! – из последних сил упорствовал Петропавел.
– Вот настырный! – вздохнул Ой ли-с-Двумя-Головами. – Ну, хорошо: хочешь, мы посмертно объявим тебя Почетным Спономоськой, если тебе так дорог этот образ? Будешь Безмозглым Почетным Слономоськой!
– Не буду, – с последней решительностью заявил Петропавел. – Я вообще ухожу отсюда.
– Очень сожалеем, но это уже абсолютно исключено. – Хор голосов прозвучал как никогда слаженно. И как никогда окончательно.
– А в чем дело? – как никогда окончательно испугался Петропавел.
– Дело в позиции. Еще одной позиции, занимаемой конкретно Вами. Без которой уже не обойтись. – Такими короткими фразами объяснил суть дела Остов Мира. – Количество возможных комбинаций напрямую зависит от количества имеющихся в распоряжении позиций.
Петропавел не понял – тоже как никогда окончательно, в чем и признался.
– Не понял – не надо, – не мудрствуя ответил Остов Мира. – Тем более что Воще Безмозглому и не обязательно что бы то ни было понимать.
– Безмозглому – кому?..
То, что выяснилось впоследствии, Петропавел отказывался переваривать. Как из тумана всплывали перед ним доводы: что-то насчет пресловутой вакантной позиции Безмозглого, которая, дескать, вынужденно вакантна, а кроме того, насчет усталости Воще Таинственного быть настолько Таинственным и желания его стать Белым Таинственным, ибо позиция Белого вакантна случайно, или по недосмотру, и наконец насчет освобождения таким образом позиции Воще, на которую пока воще никто не претендует. В силу каковых обстоятельств Петропавлу и предлагалось теперь сделаться Воще Безмозглым.
Ничего более отвратительного, чем Воще Безмозглое, он себе не представлял. И именно этим ему полагается быть теперь?
– Я свободная личность! – декларировал он.
– Это понятно, – поняли его. – Но обстоятельства… Они стеклись таким образом, что в данной точке пространства и времени для данной свободной личности существует только одна свободная позиция и таким образом только одна возможность воспользоваться своей свободой.