Между людьми
Шрифт:
По обычаю, мне следовало их обнять, как только они вышли из повозки, но мне показалось это глупостью и унижением. Кое-как они вылезли из повозки, тетка заплакала - вероятно, от радости, дядя улыбался. Они имели такой вид в это время, что я сравнил их с деревенскими жителями.
– Вот и гости, Петр Иваныч! Примете ли вы своих воспитателей?
– сказала тетка ласково, но и как-то ядовито. Впрочем, в голосе ее слышалось какое-то горе, на лице отразилось болезненное состояние. Мне жалко ее стало.
– Отчего
– То-то. Уж не женился ли?
– и она улыбнулась.
– Да если бы и женился, так жена будет рада вам.
– Все же…
Дядя улыбался, моргал глазами, лез обнимать меня и говорил: у, ты, мой миленькой! Я заметил, что он был выпивши.
Когда они вошли в мою комнату, то тетка заметила: вот вы где поживаете! как же вы живете-то здесь? Казалось, этими словами она выражала свое самолюбие: я ведь почтмейстерша…
– По-моему - ладно.
Дядя целовал меня, высказывая, что он радуется, во-первых, тому, что я служу хорошо и получаю порядочное жалованье, а во-вторых, ему показалось, что я его встретил любезно.
Тетка разделась, развязала узелок; вытащили перину и сундук. После осмотра вещей и удостоверения, что все цело, она села и сказала:
– Не знаешь ли, Петр Иваныч, где бы мне купить косу к голове?
– На что?
– Да как же! Теперь ведь я почтмейстерша, надо будет с визитами ехать, а у меня волосы почти все вылезли; скажут: какая это чумичка, почтмейстерша-то! Срам… Они ведь модницы, осмеют.
Это она говорила тоном особенного достоинства, которым хотела удивить меня: теперь, мол, я сама начальница, и потому надо, чтобы в моей наружности все было хорошо. Я молчал.
– Да вот еще чепчик к ночи надо купить. Я сказал, что я не знаю, где продают такие вещи. Стали пить чай.
– Ну, как ты служишь?
– спросил меня дядя.
– Ничего, хорошо.
– Ну, и ладно. Не служи только, как отец твой служил… Главное, будь к начальству почтителен.
– Да начальство-то всякое есть.
– Ну, все же… Ты знай, что если палочку поставят, да велят кланяться - и поклонишься.
– Ни за что. Ведь вы тоже не поклонитесь?
– То я, то ты. Я, слава те господи, послужил, а ты еще только в люди вышел.
– У нас теперь ревизор, и если бы вы были на моем месте, то убедились бы в том, что все наши начальники - дрянь.
– Ты этого не говори… Мне можно говорить, а ты - молод. А ты вот лучше к ревизору подделайся.
– Я у него часто бываю.
– Вот и прекрасно. Попроси, чтобы он тебе должность дал.
– Я думаю, он сам даст.
– Ну, и надейся! Под лежачего и вода не побежит, говорит пословица. А ты, как он даст тебе хорошее место, попроси его, чтобы он определил меня казначеем.
– Я и сам-то еще не знаю, даст он мне должность, или нет. Да мне и не хочется просить у него должности.
– Ну, и дурак, значит. Ты
– Дядя был очень весел.
– Ну, поцелуй меня!
– Я поцеловал его. Тетка обиделась.
– Что же ты меня-то не поцеловал! И обнять не хотел, как мы приехали… - проговорила она.
Я поцеловал тетку, но это показалось ей неискренним, Она обиделась больше прежнего.
– Уж больно ты умен стал! Другую, верно, вместо меня, нажил.
Мои воспитатели гостили у меня только два дня. Дядя ходил в губернскую контору не иначе как в мундире, с шпагой и в треуголке, старался переделать свою походку по-губернски, махал руками, начинал говорить свысока, но все выходило у него как-то смешно. Я заметил, что он занимался туалетом больше, чем прежде: мылся дольше, мазал волоса помадой и больше прежнего ругал начальство. "Теперь я почтмейстер, сам начальник! Мне давно бы следовало быть почтмейстером, а они все трясли с меня деньги. Да и теперь турнули меня вон куда…"
– Теперь вы отдохнете. Там только один раз в неделю набор, и один раз почта приходит.
– Да жалованья-то мало: всего одиннадцать рублей. А разве я того заслуживаю?
– Все-таки вы теперь хозяин.
– Да я теперь, должен быть первый в городе. Я этим судьям да городничим плевать буду. Они все теперь мне должны кланяться.
Тетка не храбрилась, но она держала себя как-то вяло, мало сидела, больше лежала и, лежа, думала. Я замечал ей, что она там будет большой барыней, - она осталась довольна этим.
– Слава тебе господи, что я почтмейстерша! Не последняя же я какая-нибудь… Право!
– Вам нужно ладить с тамошними барынями.
– Мне-то?! Ни за что! Первая ни за что никому не поклонюсь! Да я и дома все буду сидеть; где мне, старухе, знаться с модницами? их, поди, много там.
Дядя купил ей косу и чепчик. Она приладила это на голову; и в каком восторге она оглядывала себя в зеркале!
– Ах, как идет!
– Не очень.
– Ты ничего не знаешь. Ты женись наперед; попадется жена модница - утрет тебе нос!
– Да это-то к вам нейдет!
Она посмотрелась в зеркало, чавкнула губами от удовольствия, улыбнулась и стала еще старательнее охорашивать свою голову. В этом наряде и надевши хорошее шелковое платье, она пошла к почтовым. Шла она странно, точно кто толкал ее вперед: шагнет раз пять, не покачнется, словно пава какая; ветер ее толкнет вперед, то набок, и пойдет она скоро, переваливаясь с боку на бок. Пришла она домой недовольная.
– Смеются надо мной, скоты, что я почтмейстершей стала.