Между Мирами
Шрифт:
Прямо рядом со мной что-то шлёпнулось. Я скосил глаза. Крохотный чертёнок, свалившийся прямиком с гирлянды над моей головой, потирал ушибленное плечо.
– - Оберон, -- прошептал он, -- Оберон!
– - Оберон!
– - подхватили все в Зале.
– - Оберон!
– - Оберон, -- разнеслось по залам, -- Оберон!
– - Какой мужчина, а?
– - ехидно пихнула меня локтём в бок Джулия.
– - Не то, что некоторые.
Король лесов и эльфов величаво проехал к Вратам. А я досадливо отвернулся. Ну, подумаешь,
– - Жаль, что Самаэллы здесь нет, -- саркастически заметила Джулия.
– - Может, она сменила бы объект своих притязаний....
Я только пренебрежительно фыркнул.
Шаг за шагом, процессия скрылась в мерцающем мареве Врат.
Джулия вздохнула.
– - Я знаю, что мы не должны вмешиваться... Но, чёрт возьми, жалко людей, которые пострадают. Помнишь, что рассказывал Синеад про Дикую Охоту?
Я широко улыбнулся.
– - Помнишь дело с бронзовыми статуэтками? Неужто ты думаешь, я ничему не научился? Не думаю, что посреди марсианской пустыни есть какие-то люди. Вроде бы там жизнь представлена только микроогранизмами. Да и те давно мумифицировались.
Джулия изумлённо уставилась на меня:
– - Как-как?! Ты хочешь сказать, что... Он же собирался в Исландию!
– - Ну, -- пожал плечами я, -- иногда, в одном случае из миллиона, Врата барахлят....
– - Ну ты негодяй, -- пробормотала Джулия, и глаза её были полны восхищения.
А потом всё словно замерло. Полумрак сгустился, а огни на ёлке загорелись ярче.
И тогда раздался звон колокола.
Бом...
Все вокруг встрепенулись.
Бом...
Весь зал замер, словно в едином вдохе. Я бросил взгляд на часы.
Боммм!!!
Новый Год наступил!
Бомм-бомм-бомм! Бомм-бомм-бомм!
Удары колокола разносились вокруг, словно самая чарующая мелодия. Он плыли по помещению, подобно морским волнам.
Они доносились отовсюду - и словно бы ниоткуда.
Бомм-бомм-бомм!
Бомм-бомм-бомм!
И всё в зале замерло. Все медленно подняли глаза вверх.
И тогда пошёл снег. Самый настоящий снег. Снежинки падали и танцевали, словно хмельные феи, они вальсировали и кружились, укрывая пол мягким ковром.
– - Йохохо!
– - сказал Дед Мороз.
– - Праздник наступил!
И тогда толпа забурлила, все засуетились. Козлоногие сатиры, обнажённые альвийки, рождественские эльфы, зелёные гоблины и причудливые полинезийские божки. Олени в санях и прямоходящие собаки. И все ринулись к воротам.
– - Чёрт возьми, господа!
– - закричала Джультетта.
– - Избегайте давки!
Колокол ударил сто восемь раз, а потом утих [167]. Но его мягкое, медовое звучание, казалось, всё ещё разносится по коридорам. Быть может, это Эхо заблудилось, и не хочет расставаться с его сладостным восторгом?
***
На Станции было тихо. Снежок усеял титановые плиты пола и таять не желал. Большая часть гостей-таки успела воспользоваться Вратами и попасть в свои Миры. Остались только сотрудники: вот и мы с Джулией сидели за своими стойками, зябко кутаясь в свои одежды. Джулия и не подозревала, что под Новый Год так холодает. Я отдал ей свою рубашку, и она куталась в неё, похожая на взъерошеного цыплёнка.
Каждый раз, когда я смотрю на неё, мне вспоминается сто тридцатый сонет Шекспира - ну, вы помните, да?
Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.
С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.
Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.
Это точь-в-точь про неё - ну, за исключением того, что она не моя возлюбленная. Моя напарница одну за другой курила сигареты "Черномор" - редкостная, ядовитая гадость, доставляемая к нам контрабандой.
– - Слушай, Алекс, -- кашлянула Джулия.
– - Ну, я-то человек насквозь циничный, и верю только в пофигизм, сарказм и оргазм... И всё-таки, в такие дни... Иногда хочется верить, что есть что-то такое, там... где-то там - чёрт возьми, а иначе зачем это всё?
Она тушит сигарету и молчит. Смотрит на меня.
– - А ты во что-нибудь веришь?
Я задумываюсь.
– - Ну да, -- улыбаюсь я.
– - Я верю в Прекрасногрудую Бранвен. Все мы находимся на груди у Бранвен! [168] Иногда я вызываю к ней, и это помогает.
– - Да ну тебя, -- Джулия сплёвывает и резко поднимается.
– - Я не про этих мелких божков, которых сотворила чья-то фантазия. Мы видим их каждый день. Я про другое... к чёрту, кажется, ты не понимаешь.
Я ловлю её за руку. Усаживаю обратно.
– - Погоди, Джули, -- тихо говорю я.
– - Конечно, я верю. Каждый из нас верит во что-то такое, ты так не считаешь? Даже самый закоренелый пессимист, самый прожженный циник. Что-то просто обязано быть - иначе, ради чего вся эта жизнь? Ради чего наши победы и поражения, когда мы сами - лишь пыль на ветру? Пойдут века, и о нас даже не вспомнят. Зачем мне мир без справедливости, в котором умирают невинные дети? Я не хотел бы в нём жить.
Я молчу. Затем начинаю опять.