Между плахой и секирой
Шрифт:
— Вернемся к гавани, — сказал Смыков. — Штаб их где-то там располагается.
— Правильно, — Эрикс кивнул. — И не только штаб, но и лаборатория. Сырой бдолах далеко от границ Эдема не унесешь. Если вы меня уже в живых не застанете, то знайте — все, что я рассказал об Эдеме, близко к истине. В ситуации, когда над человечеством нависнет угроза неминуемой гибели, спасение можно будет найти только там… И не надо обижаться на Рукосуева и его друзей. Они еще не настоящие нефилимы. Эдем изменил их, но недостаточно радикально. Нельзя вылепить шедевр из куска уже засохшей глины. Истинными обитателями Эдема станут только те, кто родится там… А вам всем я желаю удачи.
С ажурной башни,
— то ли пострадали во время катастрофы, то ли так это и было задумано изначально), которая в дальнейшем и служила ориентиром, заметным в любую погоду и с любого расстояния.
Памятуя о наставлениях Эрикса, они шли почти в открытую, поначалу обходя не только районы наиболее плотной застройки, но и отдельно стоящие здания, хотя вполне естественное любопытство побуждало их к более близкому знакомству с жизнью потомков. Да и не всегда удобно было иметь над головой вместо потолка дождливое небо.
— У этого Эрикса просто болезнь такая! Клаустрофобией называется. Боязнь замкнутого пространства, — психовала Верка. — Привык в Эдеме как дикий зверь жить. И нас с толку сбивает. Вон посмотрите, какие платьица в витрине висят! Я бы то розовенькое себе взяла.
— А вдруг это не платьица, — выразил сомнение Зяблик.
— Тогда что же, интересно?
— Шкуры. С таких дур, как ты, ободранные! По вражеской территории идем, а ей, понимаешь, платьице розовенькое приглянулось! Ты себе еще свадебную фату поищи!
— Зяблик, ты тоже болен! — с неподдельным сочувствием произнесла Верка. — Половая слабость у тебя перешла в умственную.
Тем не менее чураться чужого жилья вскоре перестали, что не могло не обрадовать Верку. Камуфляжный костюм, снятый с аггела, она заменить так и не посмела, но роскошным бельем все же обзавелась. Зяблик только плевался, наблюдая, как на очередном привале она примеряет ажурные лифчики, однако в конце концов и сам не выдержал — присвоил легкие и прочные сапоги, очень похожие на те, что были сняты с обнаруженного в Хохме покойника. Слегка прибарахлились и другие члены ватаги — благо в любой брошенной квартире одежды и обуви имелось сверх всякой меры. От бывших владельцев уже и костей давно не осталось, а их тряпки не гнили, не прели и насекомым не поддавались. Умели потомки делать вещи, да только не пошло им это на пользу.
Толгай раскопал где-то шитый золотом алый халат, достойный самого кагана. В любой переделке он должен был демаскировать хозяина, как павлина — его хвост, но выяснилось, что степняк мечтал о такой вещи всю свою сознательную жизнь. Отбирать у него халат было занятие не менее канительное, чем вырывать мышь из зубов голодной кошки.
Цыпф использовал каждую свободную минуту для поиска очков, однако безо всякого успеха. То ли потомки не страдали пороками зрения, то ли поголовно отдавали предпочтение контактным линзам. Пришлось Леве ограничиться широкополой шляпой, придававшей его круглому лицу весьма мужественный вид. В подарок Лилечке он прихватил губную гармошку, единственный музыкальный инструмент, не имевший электронной начинки.
Один только Смыков по неясной причине не опустился до мародерства. Возможно, он опасался заразиться от чужих вещей какой-нибудь неведомой болезнью вроде того самого неизлечимого аидса, о котором рассказывала Верка.
К Леве Цыпфу все теперь относились подчеркнуто
Поставить Леву на место удалось только острой на язык Верке, рассказавшей историю о непутевой обезьяне, затюканной своими более сильными и нахальными сородичами. Эта обезьяна случайно подобрала на опушке тропического леса брошенную кем-то из людей жестяную канистру и приспособила ее вместо ударного инструмента, звуки которого всякий раз повергали стаю в ужас. Очень скоро благодаря канистре обезьяна стала вожаком и уже сама беззастенчиво третировала своих бывших угнетателей.
Лева то краснел, то бледнел, ловя на себе недвусмысленные взгляды Верки, и на следующий день сам нес свой рюкзак и по собственной инициативе бегал на привалах за водой к ближайшему озерцу.
Стыдно было признаться, но в бой никто особо не рвался, даже отчаюга Зяблик. Обладание пушкой внушало расслабляющее чувство безопасности, и собственная жизнь уже не казалась тягостной обязанностью, заранее обреченной на скорый и мучительный конец. Кроме того, хотелось поскорее вернуться в свою пусть и нищую, пусть и постылую, но все же родную сторонку. Если бы не бдолах, о котором втайне мечтал каждый, они давно бы махнули на аггелов рукой. Тем, похоже, и без них жилось здесь не сладко.
Ватага и так могла гордиться своими заслугами. За месяц с небольшим действительно было сделано немало: разведан путь в легендарный Эдем, получены все сведения о бдолахе, выяснены источники снабжения аггелов продовольствием и всякими экзотическими штуковинами вроде тех самых громадных сковородок, которых ни в Отчине, ни в Кастилии отродясь не производили, исследована Нейтральная зона и частично Будетляндия. Впереди, правда, еще предстоял не очень близкий и совсем небезопасный путь, но в душе уже затеплилась надежда на успех. А тут опять надо лезть под пули, да вдобавок еще заниматься рискованными фокусами с одним из основополагающих столпов бытия — принципом причинности.
В тот же день они оказались на расстоянии прямой видимости от здания казино. Наблюдательный пункт решено было оборудовать в расположенном посреди площади бездействующем фонтане, центром которого являлась громадная фигура Посейдона, окруженная более мелкими морскими божествами обоего пола, но по преимуществу хвостатыми. Цыпф, укрывшийся за монументальной задницей какой-то нереиды, поймал себя на мысли, что громадный бетонный ящик казино, у которого стены и крыша поменялись местами, больше всего напоминает вставший торчком гроб, предназначенный для погребения целого народа.
Наблюдение показало, что пост аггелов по-прежнему существует и меняется через неравные промежутки времени, зависящие неизвестно от каких причин. Очередная смена могла длиться и час, и полсуток кряду. Немало аггелов шныряло и в окрестностях, причем с самым деловым видом. Те, чьи головы были прикрыты черными колпаками, постоянно покрикивали на других, ни колпаков, ни рогов еще не удостоившихся.
Высланный на разведку Толгай вернулся с хорошими новостями. Ему удалось определить местонахождение штаба — «Сарай-башлык», как он выразился. Вот только оставалось неизвестным, там ли находится лаборатория по очистке бдолаха.