Между Сциллой и Харибдой
Шрифт:
Мной, этот неожиданный и вероломный «ход конём» текущей реальности – был полностью позорно прошляплен.
Они как раз беседовали с портье «Красного трактира», когда я, будучи «в партикулярном платье» – как раз спустился в зал со второго этажа «Красного трактира» и подошёл к стойке. Мои мысли были о чём угодно, кроме этой известной нимфоманке и её дежурных мужьях. Ещё, рассеяно подумал про Маяковского – стоящего ко мне спиной: «Во, какая дылда!», когда обходя его – мой изумлённый взгляд буквально скрестился
– Кажется, портмоне на крышке фортепиано забыл…
Развернулся и, уже было удрал обратно вверх по лестнице – как «Киса» злобно зашипела:
– Это он! Тот мерзавец! Быдло, хам, плебей, подонок!
Весь присутствующий в этом заведении народ, в полнейшем обалдении оборачивается на меня, как будто впервые увидев.
– Нет, это вовсе не я! – и было ходу.
Однако, не тут-то было:
– Владимир! Он уходит! Ну, что ж, ты?! Будь мужчиной!!!
Чувствую тяжесть чьей-то руки на плече, притормозивший мою позорную ретираду и угрюмо-рокочущий бас:
– Постойте-ка, гражданин!
Делать нечего, деваться некуда – разворачиваюсь, надеясь заболтать эту проблему, и:
– ХЛЕСЬ!!!
Щеку ожгло пощёчиной – это мне Маяковский врезал по морде, сука… Гений!
Меньше всего это напоминало средневековый обряд посвящения в рыцари, поэтому пользуясь что стоял на пару ступенек выше – двумя ладошками ему враз по обеим ушам:
– ХЛОП!!!
В глазах изумление и боль, должно быть всемирно известному поэту – по ушам не так часто бьют, чтоб было время привыкнуть. Но, тем не менее – замахивается огромным кулачищем, целя мне прям промеж места расположения предполагаемых «рогов». Я тоже – далеко не промах: готов уклониться и пнуть в промежность – чтоб всенародно любимый поэт слегка остыл, вспомнил что он мужчина – а не женская гигиеническая прокладка и начал соображать более конструктивно…
Но тут пронзительный двойной пронзительный бабский визг: то моя Софья Николаевна – сцепилась в клинче с его «Кисой».
Описывать женский бой без правил – даже моего недюжинного литературного таланта не хватит, поэтому сей момент в творческом бессилии опущу…
«Котик» принял вид ещё более пофигисткий чем был до того, персонал «Красного трактира» и посетители – пребывали в виде выпавшего на дно водоёма осадка, а ни одного милиционера со свистком поблизости не оказалось… Впрочем, как всегда в подобных случаях. Поэтому растаскивать осатаневших баб пришлось нам с Владимиром – в чём мы и преуспели, хотя и с великим трудом.
Если нам с «Щеней» можно было присудить боевую ничью, то в женском – «по очкам» победила всё-таки Лиля Брик. Правда, применив «запрещённый приём», с изрядным ядом обратившись ко мне:
– Извини, я не знала что ты здесь с мамой.
Моя
Мне за хозяйку «Красного трактира», с коей было проведено так много страстно-жарких ночей – стало обидно, поэтому усугубил:
– Ну и стерва же Вы, Лиля Юрьевна! Жалко, что на «Титанике» Вас не было – когда он утонул.
Вижу, Маяковский – вновь быкует, замахиваясь. Тотчас поднимаю руку с открытой ладонью:
– СТОП!!! Не знаю, как там в Европах – откуда к нам прибыла ваша группа «свингеров», а в нашей тихой провинции – принято устраивать «бой быков» в специально отведённом для этого месте.
Неподалёку, между стадионом и спортгородком – есть довольно укромное местечко, где местные хроноаборигенны выясняют меж собой отношения.
Откровенно надсмехаясь надо мной, басит:
– Не слишком ли хлипко для боя выглядишь, «телец» семимесячный?
Врёт, орясина длинномерная!
«Там» – меня моя мама, как положено – девять месяцев вынашивала, прежде чем благополучно разрешиться от бремени. А «здесь» – я за несколько секунд клонировался, я так думаю. «Телец семисекундный» – ещё куда не шло, но «семимесячный»…
Ты мне ещё за слова ответишь!
Окинув с ног до головы, иронично снизу верх глядя, задиристо выпаливаю:
– Типа – здоровый, что ли? Так, запомни Четвёртый закон Ньютона: чем крупнее шкаф – тем с большим грохотом он падает!
Смотрю, Софья Николаевна мигом проплакавшись, со второго этажа – целит в «секс-символ» из мужниного ружжа:
– Серафим, отойди! Я, счас «бекасом» – из жоп…пы этой шалавы, дуршлаг для нашей кухни сделаю!
Не, ну до чего сексуально выглядит – так бы и «влындил»!
Коль после сегодняшнего жив-здоров останусь – обязательно надо будет разнообразить наши с ней постельные сцены эпизодами с заряженным ружьём.
Тут, та бабка ещё – кухработница, добавляет экстрима:
– Сперва в еёйного ёб…ыря пали, Софьюшка! А эту лахудру я ухватом хвачу – она и окочурится вмиг!
– Этого длинного – Серафим сам из «нагана» застрелит, не сплошает чай!
Не, ну – цирк шапито…
Однако, она точно счас по ней бабахнет самой мелкой дробью вперемежку с самой крупной солью…
Впервые за время наших с ней близких отношений, подражая Климу Крынкину, я грозно прикрикнул:
– Цыц, баба! Убежала на кухню – чугунками греметь! А ты, старая, какого лешего сюда припёрлась с этим дрючком? Брысь за печку – «шептунов» пускать!
В этих заповедных местах сурово-кондовый патриархат – ещё не пал окончательно перед сладко-липкой эмансипацией. Слово мужицкое – что-то ещё стоило и, обе представительницы противоположного пола меня послушались. Правда, Софья Павловна – перед тем как покинуть нас, опасливо: