Между Сциллой и Харибдой
Шрифт:
«Поздравляю, месье Буонасье – Вы олень!».
Хрен бы с ним – найду, куда «присунуть»… Но авторитету среди местных – если не совсем крышка, то нанесён значительный ущерб.
Лихорадочно соображая, как исправить положение:
– Конечно – совет вам да любовь, как говорится… Но, на хахуа? Это порода китайских собак, такая. Вроде, жили мы с тобой гражданским браком – не тужили, так многие сейчас делают. Может, обидел чем?
С железной женской логикой – которую, как известно – ничем не перешибёшь,
– Тебя постоянно не бывает дома, ты постоянно занят, а хозяйству мужские руки нужны. Спиридон Емельяныч – он мужик непьющий, хозяйственный и работящий.
Молчу, чувствуя себя последним оплёванным овном…
С убеждённостью в своей правоте, горячо продолжает:
– Да и не ровня мы с тобой! Ни по возрасту, ни по «полёту». Ещё лет пять и я стану старухой – от которой ты сам сбежишь. Ты, Серафим Фёдорович – орёл и, если шею себе не свернёшь – улетишь далёко отсюда и навсегда. Я же – старой курицей, останусь вдовий свой горький век доживать.
Помолчав, решаясь – сказать или нет, смущённо-горделиво добавляет:
– Да и непраздна я…
– Вот, как? – совсем обалдевши, встаю и по-мужски трясу её руку, – ну, поздравляю!
Заглядывая в глаза:
– А часом не от меня, ты залетела-понесла, голубушка?
– Нет, не от тебя – я дни считала.
Да, вроде не врёт…
Ну, что тут скажешь?
И сказать то, нечего!
Ревности не возникло, просто чувство, как будто у тебя что-то украли… Что-то привычное и удобное, всегда находящееся под рукой.
– Ещё раз поздравляю и желаю – чтоб у вас с всё было, но вам за это ничего не было. Свадьбу гулять будете?
– Этой осенью, как все люди.
– На свадьбу не приглашай – всё равно не приду, чтоб идиотом не выглядеть и не создавать идиотской ситуации. А вот подарок от меня будет – ведь, скоро еду в Париж! Тебе что привести, Софья Николаевна? Ладно, сам что придумаю – коль тебе стеснительно.
Робко-несмело:
– Спиридон Емельяныч, часто жалится, что струмент плотничий, да столярный – очень плохой…
Раздражённо:
– Да, что ты всё заладила – «Спиридон Емельяныч», да «Спиридон Емельяныч»? Свет на нём клином сошёлся, что ли?! Ладно, я подумаю.
Окинув с сожалением стены кабинета «Отдел главного технического консультанта», где уже привык-обвыкся:
– Извини, но сейчас некогда – придётся потерпеть моё присутствие. После Парижа же – съеду я от тебя со всем своим хозяйством.
А ведь кроме кабинета – секретариат, архив, техническая библиотека, «Отдел надомной-кустарной промышленности», «Отдел по связям с общественностью»… Оброс я бюрократическими структурами!
– Да, я тебя не гоню.
– Дело не в гоньбе – чтоб лишних разговоров не было. Да и свободных номеров в «Красном трактире»
Вздохнув, соглашается:
– Да, многое у нас изменилось – как ты из польского плена вернулся, Серафим Фёдорович… Разве бы Спиридон Емельяныч сюда приехал и меня нашел, если бы не ты?
И, поклонившись в пояс:
– Спасибо тебе большое!
С ответным лёгким поклоном, кивком головы скорей:
– И тебе спасибо, Софья Николаевна. Если бы не приголубила ты меня – давно б, уже женили и, как знать…
Где бы подходящее помещение найти? Или, быстренько и наскоро что-нибудь специально под офис себе построить?
Вернувшись несолоно хлебавши от Софьи Николаевны домой, заперся в схроне диаконника Благовещенского Храма и, полночи работал на компе – прежде чем идти спать.
Кстати, со слов Отца Фёдора – которого очень осторожно расспросил о ходящих сплетнях по поводу наших с Софьей Николаевной отношениях – авторитет мой у местных ничуть не пострадал, ибо те считали, что я «живу» с Графиней – с Лизкой то есть. Иль, даже вообще – нашёл себе москвичку или ленинградку.
«А чего бы он тогда в Губернию ездит или по столицам зачастил, если не к бабам?».
С утра «с повинной» пришёл Кузька Домовёнок и открыл было рот:
– Серафим, я это… Того… Ну, как там его?
Хоть и зол был на него зело, со всей возможной доброжелательностью:
– «Больше не будешь»?
– Да, я…
– Тогда садись за стол, позавтракай с нами.
За завтраком, говорили об чём угодно, только не о делах и тем более – о том досадном эпизоде.
Проводив Отца Фёдора на службу, я стараясь не быть слишком занудно-нравоучительным, сказал:
– Мудрецы не совершают ошибок, умные учатся на чужих ошибках, дураки – на собственных.
Тот, понурясь:
– Так, значит – я дурак?
– Если осознаёшь это – то уже не совсем дурак, Кузьма.
– Полудурок?
– Хахаха! – ерошу ему непослушные вихры, – будем считать, что ты – просто слишком молод. Молодость же – единственная «болезнь», которая проходит сама по себе.
Тот, вдруг пытливо на меня поглядывая:
– А ты, Серафим? Ведь ты ещё молодой, а уже… Мудрее и опытней, чем даже дядька Клим – старший тебя в половину?
Мда… Уел он меня!
Легко быть умным и даже мудрым – имея за плечами семьдесят с небольшим годков.
– Мне «помогли» стать мудрее и опытнее, но сейчас разговор не об этом. Ты газеты читаешь?
– Целиком – нет.
– И правильно делаешь!
Протягиваю ему номер «Правды» со статьёй Осинского «Американский автомобиль или российская мототелега?»: