Между страхом и восхищением. «Российский комплекс» в сознании немцев, 1900-1945
Шрифт:
Представления об «инфантильности» русских странным образом сочетались с женоненавистническими утверждениями, будто в Советской России «власть получил тип политизированной женщины». Она перекрывает свои женские слабости маскулинным «избытком ума и воли». В качестве примера ему приходят в голову женские батальоны Керенского, а также женщины-комиссары. «Горе народу, которым правят такие типы». И, не переводя дыхания, Паке начинает рассуждать об «обобществлении женщин» [75] , якобы практикуемом местными советами в России. «Есть ли большая опасность, более тяжелая беда для народа, для государства, чем свалиться обратно в полигамию?» {378}
75
Этот
Все эти соображения вошли в конце концов в черновой проект Паке «О реформе России», полностью созвучный проектам империалистического освоения, встречавшимся в его путевых отчетах о поездке по Сибири и Азии. Зловеще всплывает в этих заметках имя «Остерман» — явно ссылка (нерасшифрованная) на историческую роль сына бохумского пастора Генриха Остермана, который, будучи офицером и дипломатом, достиг в свое время при Петре Великом поста вице-канцлера, а после смерти царя несколько лет был фактически регентом империи, совместно с фельдмаршалом Бурхартом Минихом (Мюннихом), возвышавшимся параллельно с ним. Оба они были не только военными и политиками, но и занимались строительством каналов, основанием школ и академий, реформами государственного управления и пр. [76]
76
Роман «От ноября до ноября», кстати, мог получить и другое название — «Война Остермана» (на первом листе папки есть заметка Паке с вариантами названий).
Плану Паке «О реформе России», также носившему именно эти «остермановские» черты просвещенного абсолютизма, однако, был присущ некий футуристический налет. Главные пункты плана таковы:
A. Осушение болот Локитус в Белоруссии. Там можно было бы расселить 2 млн. чел. — прежде всего немцев, которые послужили бы «клином для раскола славянского мира» [77] . {379}
B. Строительство канала между Балтийским и Черным морями, который позволил бы осуществлять сплошное освоение России по древним варяжским путям.
77
Этот замысел лежал в русле планов заселения, которые выдвигал Макс Зеринг в 1915–1916 гг. в ходе дискуссий о военных целях, по вопросу о так называемых «приграничных полосах».
C. Отвод Гольфстрима в Балтийское, а по возможности — в Белое море. Аналогичный проект для Тихого океана. Создание теплых областей для колонизации и незамерзающих морских портов.
D. Реформы общества и церкви. В качестве важнейшего элемента — крупная школьная реформа по немецкому образцу.
E. Повышение брачного возраста.
F. Закон против насекомых и меры по их полному истреблению.
G. Закрепление понятия собственности в России с помощью аграрной политики, упраздняющей коллективистскую сельскую общину{380}.
Параллельно к этим наброскам Паке делал заметки о «распределении российских полезных ископаемых»{381}, явно в связи с переговорами о дополнительных и исполнительных договорах к Брестскому договору, которые велись в те дни между представителями российского советского правительства и германским имперским правительством.
Мировую войну рано или поздно следовало привести к завершению, и решающее значение для этого имели российские материальные ресурсы. И независимо от того, затянулась бы война еще надолго или вскоре была бы выиграна, — на долю Германии выпадала задача «реформы России». Большевики явно застряли на анархической стадии, хотя они, как обнаружил Паке, находились на верном пути — благодаря своей политике широкомасштабного
3. Письма из Москвы
Альфонс Паке получил возможность в начале лета 1918 г. «первым из корреспондентов немецких газет» поехать в Москву явно в качестве поощрения за ценные услуги, которые он оказал в Стокгольме — и, очевидно, должен был оказывать и дальше в столице Советской России. Его конкурент Ганс Форст, писавший корреспонденции для «Берлинер тагеблатт» и объявившийся в Москве немного позднее, став там вторым немецким корреспондентом, вспоминал, что после Брест-Литовска на российские события опустился густой туман: «В отношениях между Германией и Россией царило “состояние мира”, при котором лишь отдельные лица, занимавшие официальные посты, могли пересекать границу, причем отсутствовала… всякая почтовая связь. (…) Опасались “заразы” и были довольны, если о России писали как можно меньше»{382}.
Тем чаще представители всех политических лагерей перепечатывали и цитировали корреспонденции, которые Паке в качестве корреспондента «Франкфуртер цайтунг» присылал из осажденной Советской России. Через несколько месяцев после своего возвращения он опубликовал их в виде книги под названием «В коммунистической России. Письма из Москвы» — с прологом и эпилогом, весьма интересными{383}.
Это свершилось 24 июня. Поезд из Берлина отправился в долгий, но прошедший с пунктуальной точностью рейс через оккупированные области «страны Обер Ост» до демаркационной линии у Орши (за Минском), единственного законного места въезда в большевистскую Россию. По прибытии на эту историческую ничейную землю Паке овладело благоговейное любопытство. Позднее он напишет в предисловии к своей книге, что почувствовал себя «своего рода избранником на внутреннем поле битвы России»{384}.
Соответственно с первой же главы «Приближение», где использовались его записки о поездке в Россию, был взят тон исторического романа с элементами трагической фантасмагории, сюжет которого разворачивался перед глазами Паке. Вот, например, на пограничной станции в бурлящей толпе демобилизованных солдат и возвращающихся домой военнопленных он впервые видит представителей новой красной власти: «Мужчины, похожие на мотоциклистов, с головы до ног затянутые в черную кожу, в кожаных шапках, кожаных куртках, кожаных штанах и гамашах. Да это просто персонажи Томаса Мора во плоти… Солдаты Троцкого, на груди или на шапке у них пятиконечная звезда из красной эмали, а на звезде коряво изображенная эмблема — плуг и топор»{385}.
Послевоенный пейзаж с заброшенными полями, бесконечными толпами куда-то бредущих людей и остановленными фабриками, на фоне которого медленно двигался поезд, приобретал в глазах изумленного Паке характер чего-то почти трансцендентного, «в духе Эйхендорфа [78] ». «Мы когда-то думали, что Европа лишь через пятьсот лет, когда люди будут питаться таблетками и летать в пернатых одеяниях по воздуху, будет производить впечатление такого запустения» {386} .
78
Йозеф Карл Бенедикт фон Эйхендорф (1788–1857) — немецкий поэт и писатель, представитель романтизма. — Прим. пер.
Обертоны смутного «футуристического» очарования контрапунктом проступают во многих из его опубликованных текстов и личных заметок. Прежде всего внутренний раскол Паке поразительно проясняют дневниковые записи, которые он делал в Москве почти ежедневно, они не только служили основой для его газетных корреспонденции, но и составляли материал для будущих романов или рассказов. Высокий литературный настрой — необъяснимый для него самого — оказывался в конфликте не только с его политической оценкой, но и с тем смертельным ужасом, который он ощущал в своем ближайшем окружении, у квартирных хозяев и знакомых, представлявших городскую буржуазию.