Храповое колёсико сделало оборот…По всему небосводу, покрытому частыми тучами,принимаются к ночи озимые звёзды окучиватьи мотыжат свой тучный и облачный огород.В полутьме ожидания малозаметны осколкипрошлогодних хрустальных надежд. Наступающий годзнаменуется скорой отменой неправедных льготи несмелым снежком. Всё теперь по-иному, посколькуна сплетенье широт и долгот,обернувшихся прочной уловистой сетью,предлагают жемчужину тысячелетья —на дрожжах вздорожавший две тысячи энный лот.Где же тут устоять. Содержимым счетов и заначекобеспечим покупку, скептический дух приструнив!Зодиак изменился… Всё будет гораздо иначе,но рисунки и текст разлетевшихся пеплом страницнепременно запишутся в чёрный магический ящик…А пока поглядим на цветную морзянку гирлянди, прижмурясь – на ангелов, к детям на ёлку летящихиз волшебной страны «Люболанд»…Ноль часов по Москве. Новый год народился из пены!Фонтанируют магний, шампанское и Петросян.В морозильнике – стужа. Духовка подобна мартену.Из неё ароматы – и жареный гусь на сносях!Громыхают петарды. Резвятся и тешатся люди,карусельно кружась на спечённом для них колобке…Полюса
шевелятся, и видно с летающих блюдец,как магнитные вихри играют Землёй в бильбоке.Поутру – тишина. Далеко за пределами слуха,отключенного вместе с экранами в два или в три,просыпается город – лениво гудящая муха(или, всё-таки, это внутри?).Осторожный белесый рассвет погасил фейерверки,сновидения и фонари,за гардинами сеется манна (мука? сахарин?),и наряд короля перед душем проходит примерку.Обалдевший от здравиц, полночной хмельной болтовни,телефон не звонит…Пахнут чай, мандарины, смолистое прошлое сосен,возле коих сюрпризы лежат:дед Мороз, не утративший чуткости и куража,не хотел бы остаться непонятым в этом вопросе.Нет охоты читать или рифмой бумагу терзать.В хрустале – шоколадные лакомства Нового Годаи название фабрики – сладкое слово «Свобода» —составляют доступный эрзац.Открываем программы TV, надеваем обновы,хлебосольно встречаем гостей.И январь на дворе, а пока никаких новостей.Всё еще впереди. Мы к чему-то подспудно готовы —но причастны и радостям зимних каникул, и святкамс Вифлеемской звездой и рождественской Вестью благой,и забытому с детства мочёному яблоку в кадкес ледяною шугой…
«Без ангела справа, без четверти два…»
Без ангела справа, без четверти два,в холодную ночь за туманом белёсымуслышишь урочной телеги колёса,гремящий по улицам старый рыдван.За столько-то лет о себе возвестив —кого он везёт, и по чью-то он душу?Чей сон и биение крови нарушитего нарастающий речитатив?..Возок, закопчённый нездешним огнём —какие химеры его населяют?..Твоё «санбенито», ларец с векселямии списком грехов приближаются в нём.Негромко бренчит ритуальный ланцетна дне сундука с остальным реквизитом…И едет в телеге судья-инквизитор,палач и возница в едином лице.Он едет тебе воздавать по делам!..Грохочут колёса по мокрой брусчатке,по граням поступков, по жизни початку,благих побуждений булыжным телам.Всё ближе и ближе, слышней и слышнейтелега из первого дантова круга…Во тьме перед ней, запряжённая цугом,вихляет четвёрка болотных огней —извечным путём: от бездонной Реки —в остывшую жизнь и постылую осень…Фальцетом поют деревянные оси,качается шляпа, дрожат огоньки…Дома, отшатнувшись с дороги, стоят,и шамкает сумрак: «Подсуден… подсуден!..»Да есть ли проблема, коль в общей посудеи добрые зёрна, и скудость твоя……И стрелка весов, накреняясь, дрожит,и мрачно кривится Гроссмейстер успений…Но, может быть, твой белокрылый успеетна правую чашу перо положить?..
Отчётный день
Февраль – сырой, как башмаки в прихожей.Сезон хандры, смурное бытиё.Дракон линяет. Лезет вон из кожи,с неодобреньем смотрит на неё.Тут есть над чем подумать, право слово.Чего хотел, чего реально смог,и отчего случился не фартовыйи скучный промежуточный итог?Не сам себя ли держит на арканеи чем у нас утешиться готовпокаместь не последний могиканинпомимо доморощенных понтов?Хоть цвет прически несколько поблек,он как-то не собрался в Гваделупу,и, стало быть – приличный человек! —не кушал черепахового супа.Бывал женат. Досаднее всего,что сей париж не стоил люминала,но бразильянка юная егокофейными ногами не сжимала.И к нашим девам он недоприник,не надышался миром и сандалом,хотя, конечно, слышал женский крикне только в кульминации скандала.Как уверяют древние китайцы,он мог копать – а мог и не копать:узоры папиллярные на пальцахи так сулили масло. Он кропатьумел разнообразные поделки —весёлое лихое ремесло! —когда строка летела лёгкой белкой,а из глагола дерево росло.Он верил, как велел его устав.Каноны оставляя без присмотра,не знал ни ритуала, ни поста,но мог и голодать недели по три.Он не любил брехливую печать.Ему уздечки были не по сердцу,но как-то умудрялся сочетатьчерты космополита и имперца.Он люто ненавидел термин «жрать» —сырую нефть, надежду, судьбы, баксы,где власть лежит на всём кислотной кляксой,подшипники истачивает ржа,и где из глины в проклятом гробуопять встаёт неистребимый Голем…Как часто он благодарил судьбу,что не стрелял и слать на смерть не волен.А что любил? Любил дрова колоть,чтоб звук был полон. Утреннее солнцеи лунный перламутровый ломоть.Грозу и снег. Живые волоконца,протянутые в завтра. Трель щегла,Тынянова и горные поляны,и женщину, которая моглаумножить звук и смысл – и быть желанной.И были дети. Многого хотел —но в лучшей теме он не разобрался.Он не доделал половины дел,но в половине случаев старался…И вот, кроя к жилетке рукава,разглядывая сброшенную кожу,он знал, что долг придётся отдавать,не здесь, так позже.
Дракон на поводке
Нэцке
Неукротимость Сатаныи смерть, играющая в жмурки,узлом зловещим сплетеныв дракона бронзовой фигурке.Один бросок – и ты погиб!Не обмануть грозящей пасти.Но гребня бешеный изгибсмирён ошейником шипастым.Точна причудливая лепка,и завершённость темы в том,что жуткий зверь своим хвостомсебя за шею держит крепко…
Выгул
Жара над городом висит,и солнце – мутной кляксой.По-над обочиной труситдракон размером с таксу.Какой скандал, какой загулдовел его до точки?..Наверно, чижика сглотнулзаместо
царской дочки.Суров кармический законв далеком прошлом драмы,а наш классический дракон —на поводке у дамы.Язык закинут за плечотоскливо и устало,и синеватый дым течётиз жалкого оскала.
Нетопырь
В мартовском небе, в воздухе хрупкоммчит через звёздный мракфея ночная в легкой скорлупке,сея любовный мак.Падают зёрна в пенные кубки,снегом летят на всё…Фею ночную в тёмной скорлупкечёрный дракон несёт.Счастья ли ждёте или сольётегуб и объятий пыл —где-то над вами – фея в полёте,в трепете тонких крыл.
Памятка
Делириум тременс [2] имеет в активе то,что вдруг исчезает грань. Зоопарк Денницыс набором рогов и копыт, пятаков, хвостовсожительствует с душой, а не просто мнится.По слухам, приятного мало. Дверной глазокв преддверие пекла обычно задёрнут шторкой,но если туда заглянул хотя бы разок —так это не глюки, и дверку лучше не торкать.Но время имеет свойство идти назад.Хотя бы и близко не пахло зелёным змием —бездонное «было» вернёт пережитый ад,и память поднимет чугунные веки Вию.Мальчонке всего-то исполнилось пять или шесть.Обычный ребёнок, детство без лишних стрессов,и вряд ли он был законной добычей бесов,но речь не об этом… Кошмара чёрная шерстьего не спросила. Мозги опаливший жардве ночи подряд служил одному и тому же:меж этим и тем куда-то делась межа,оставив ему непосильный посмертный ужас.…Он был содержимым безумно жуткой тюрьмы,и тьма была её единственной сутью.Он был амёбой, кляксой, гримасой тьмы,в себе заключавшей зыбкое бремя ртути.Он был существом, пробитым тупой иглой,беззвучным воплем, агонией и надсадой,и только животный страх сохранял его —на долю мига – от будущего распада,не смерти второй, а вовсе не-бытия.И зная уже, что края ему не будет,себя на исходе, дрожало жалкое «я»,ничем не скреплённое в той кромешной посуде…Баланс на оси, где малейшей опоры нет,и судорожный пароксизм эфемерной кожиугрюмой смолой пропитывал чёрный свет,и муки секунды с вечностью были схожи.Он лет через сорок припомнил тот эпизоди думал печально про опыт, вставший из праха,узнать не умея, какой уродливый код,какие грехи эгоизма легли на плаху.…И был через множество дней предутренний сон.Там море шумело, на жёлтом песке играя,и, стоя поодаль, счастливо завидовал онвесёлому братству людей, обещанных раю.
2
Белая горячка.
Контрмарш скорпионов
Когда напасти – заодно, и тянет жёрновом на дносмешной вопрос «кому все это надо»,когда дорожка скрючена, когда нарезка скручена —не прибегай ни к лезвию, ни к яду.И если факт упрямится, и с ним невмочь управиться,и идеал явился жалким идолом —с улыбкой саркастической веревки синтетическойна шею вместо шарфа не накидывай.Ты смят, но тем не менее твой дух сопротивления —твой золотой запас, и ты не тронь его.Ты существо, которое – двуногое беспёрое,но всё-таки из рода Скорпионьего.Бедою покалеченный, когда и делать нечего,осталось только каяться да маяться —в упор, во славу вящую встречай судьбу рычащую!У Скорпионов хвост не поджимается…На поле поражения и в боли униженияты помни, что в крови у Скорпионараствор весёлой ярости от юности до старостисодержит вдоволь кобальта и крона.С пути – да не попятишься.Плати – и ты расплатишься.Хоти – и это будет не напрасно.Хоть жизнь тебе и съездила – горит твое созвездиеогнём осенним, холодно и ясно.
За Насреддином
Ты наследовал жизнь – так живи, не спеша.Ты успеешь узнать, как она хороша.Пусть касыдой становится образ летучий,и удачные мысли приносит верша.Если просит у женщины плоть и душа —развяжи, не колеблясь, запретов кушак.Не желающий дать ничего не получит,да и струсивший взять – безнадёжный ишак.Если то, что тебе подарила судьба —это крытые крышей четыре столба —не печалься, что большего ты не имеешь,ведь зато не имеешь долгов и горба.Не терзайся с унылой повадкой раба,что у хана гарем, у соседа арба.Ты на хлеб и урюк заработать умеешь,и да будет здоровой твоя худоба!Пусть ложатся снопы и куётся клинок,пусть до ночи работает ткацкий станок,пусть рубаха твоя побелеет от соли,и устанешь, и будешь порой одинок —но тебе воздадут полновесной луной,и любви испытаешь полуденный зной,теплоту очага и весеннего поля,родниковой воды поцелуй ледяной.
«Да здравствует энергия гримасы!»
Да здравствует энергия гримасы!Да празднует всемирное «Ха-ха»!Не будем у Олимпа и Парнасавыклянчивать «божественность» стиха,вопите валаамовой ослицей,и автор, и лирический герой!..Слыхал, что из стихов моих поройглядят зверей застенчивые лица…Не отпираюсь. Мы – единой крови:и брат меньшой внимателен ко мне —и я быка предпочитаю Jovi [3]хотя бы потому, что бык – скромней.Мои гаранты от любых фиаско!Когда я помню, как они умны,когда не оставляю их без ласкии не лишаю радостей земных,когда стихи не обращаю в ребус —мой лебедь носит титул «царь зверей»,а рак – свистит!.. а щука – рвётся в небо,ударив плёсом заводь на заре.Мой пёс – сметлив и к голоду привычен,мой скунс надёжно охраняет тыл;и нам годится всякая добыча,и каждый зверь печален, коль остыл.А если нас в беспутстве обвиняют —то лишь за то, что в мартовскую ночьмои кентавры ищут сабинянок,и фавны от скоромного не прочь.Моих фаланг – мои же мериносыобучены затаптывать гуртом,но мой мустанг – узды не переносит…И, может быть, когда-нибудь потом…в моём прощальном сне – заглянут в ясли,где спал однажды мальчик Иисус,волы, колючек знающие вкус.И сладок будет сон, глубок и счастлив…