Между вороном и ястребом
Шрифт:
– Ему тоже лекарь советовал''
– Яда в голосе Аластора было столько, что Лучано испугался - как бы в шамьет не капнуло! Камердинер потугил взгляд, и Альс тут же сменил гнев на милость, смягчив тон
– Хорошо, я понимаю. А на Советы они хоть иногда ходили'' Ну должны ведь были!
– Его высочество Криспин ходил...
– отозвался Джастин наморщив лоб з явной попытке припомнить столь выдающееся событие.
– Королева очень просила, помнится... Да. раза три ходил... или четыре.. Обычно к именинам ее величества, чтоб ее не расстраивать...
– Грандиозо' - выдохнул Альс, и Лучано вздрогнул, услышав из его уст собственное словечко да еще с теми же самыми интонациями - Целых четыре раза?! Просто великолепно! Хорошо. Джастин, идите. И позовите... Впрочем, нет, не стоит.
– Когда камердинер, поклонившись, вышел, тщательно закрыв га собой дверь. Аластор
– Тот сидел с непроницаемым выражением лица, как и Аранвены, но в темных глазах тлели огоньки то ли трееоги. то ли просто напряженного ожидания.
– Я хотел еще позвать и расспросить кого-нибудь из гвардейцев.
– устало сказал Аластор.
– Но. пожалуй, не буду. Услышанного вполне достаточно. Не думайте, что я вам не верю, просто... Благие Семеро, да я просто не мог согласиться с этим1
– Он стукнул кулаком по столу, и опустевшая чашка, та самая, привезенная Лучано в подарок вместе с оплаченным кредитом подпрыгнула, жалобно звякнув Альс глянул на нее так, словно хотел взять - и запустить в стену. Но сдержался, хотя уж за это Лучано его даже мысленно никогда бы не угрекнул. Что чашка? Пустяк! Если позволит хоть немного стравить пар из плотно закрытого котла бурлящих чувств...
– Лорд Ангус, сколько лет вы прослужили канцлером при... короле Малксльме?
– Имя родного отца Альс произнес с отвращением.
– И сколько - у короля Кристуса?
– Девятнадцать лет при его величестве Кристусе и двадцать два при его величестве Малкольме, - последовал бесстрастный ответ
– Лучано чуть не охнул Сколько?! Целая жизнь' И после стольких лет безупречной службы грандсиньор бестрепетно готовится ззойти на плаху''! Неужели у Альсэ язык повернется и рука поднимется?!
– Сорок один год - подытожил Аластор - За тяжкие преступления осуждают на двадцать пять лет каторги...
– Лучано промолчал, что <аторга бывает и бессрочной. Хотя даже двадцать пять лет - это просто растянутый во времени смертный приговор, потому что столько на каторге прожить невозможно. Сам не сдохнешь немыслимой милостью богов - охрана поможет, когда придет срок выходить на волю. Каторга - это всегда путешествие в один конец - прямиком в Сэдь Претемной или котлы Баргота Но сейчас речь не об этом. Ему показалось, что он понимает, на что намекает Альс, и сердце пропустило удар в томительно-тревожном и сладком ожидании
– Я видел, как вы работали, - тяжело и мрачно, словно вынося приговор, продолжил Аластор.
– Как рано являлись во дзорец и как поздно его покидали Сколько успезали сделать, жертвуя здоровьем и самоР жизнью. Милорд Ангус, услышав причины, которые толкнули вас на заговор, я не могу и не >очу ссудить вас на смерть, а каторгу вы давно отбыли, причем с такой пользой для Дорвенанта, что мне следует вас награждать, а не наказывать. Я...
– Он запнулся, подбирая слова, ко упрямо заговорил опять: - Я знаю, что должен решить иначе Королевская кровь священна... Но и король должен исполнять святые обязанности, назначенные ему богами v людьми Если самое лучшее и полезное животное заболевает бешенством, его приходится убить, как бы ни было жаль. Если человек преступает законы, его судят и наказывают Но кто может осудить короля9 Короля, который забыл о долге вверг подданных в нищету, а земли - в запустение? Человеческого суда для него нет. а божественного еще дождись...
– Он горько усмехнулся, ззял чашку и сжал ее в огромных ладонях, как будто собирался раздавить хрупкий фарфор.
– «Не порезался бы!
– вскинулся Лучано.
– И не отобрать же ..»
– Знаете, милорд.
– так же мучительно тяжело продолжил Альс.
– Когда-то я думал, что короли - особые люди, стоящие выше всего... А потом сам надел корону и понял очень мно-ое И узнал. Про Риккарди. которые продают своих дочерей как залог успешной торговли, и Пьячченцца, которые не гнушаются приворотами и убийствами Про Джанталья которые свели свой род в могилу излишествами и непотребным поведением Про Фрагану, где канделябр за семейным ужином - единственное средство спасти и страну, измученную войной, и принцессу, которую родной отец готов
– Он снова смолк, в гостиной стояла завораживающая тишина, и Лучано боялся дышать, чтобы не нарушить ее. Только смотрел на Апастора и снова, уже в который раз. понимал за что любит этого человека, почему присягнул ему и намерен служить всю жизнь, считая это высшим счастьем.
– - Вы. конечно, помните какую шутку я сыграл с приговором егерям - вздохнуз опять заговорил Аластор.
– Дело было серьезное но закончилось... даже весело, пожалуй. Как зыкрутился в истории с Лионелем Саграссом.. Это было не очень просто придумать, но легко и забавно выполнить - как на столбиках плясать во время урока фехтования. Маленькие испытания для того, кто вчера стал королем. Как шаги к чему-то большему. Потом умерла Беатрис, моя жена совершившая немало преступлений. Но я ее любил, а виновны в ее смерти оказались мой лучший друг и. не зраг, но близко к тому. И снова мне пришлось решать и выбирать. Я думал, это был сложный выбор1 Но боги любят посмеяться над теми, кто считает их уроки слишком тяжелыми Всегда бывает сложнее1 Вот - этот день настал И я снова не хочу делать выбор, которого требует закон, не хочу слушать свой разум, потому что сердце говорит громче. А оно твердит, что вы были правы! Малкольму Дорвенну следовало помнить, что Дорвенант ему не подарили, как дешевую ярмарочную игрушку, что не жаль сломать или забросить! Дорвенант ему доверили! А этс совсем другой долг... Ему следовало лучше воспитывать сыновей, раз уж сам он не хотел править. Или хотя бы постараться сделать так, чтобы их смогли воспитать другие люди. Я же знал принца Криспина Пусть несколько минут но знал1 Он показался мне славным... Слишком легким, может быть, но любезным и веселым... Только что толку от зеселости принца крестьянам, у которых в полях мокнет или вымерзает урожай? Или горожанам на Северной окраине, где лошади по брюхо тонут в грязи? Или даже лордам, которые грабят купцов, чтобы заплатить налоги, а кто не платит того не осуждают, но завидуют... Принцы не совершили ничего страшного, ничего непростительного? Это как посмотреть! И я сейчас не про обесчещенных фрейлин или избитых пажей говорю, понимаете? П про то, что им простили бы осс ото, будь они хороши о том. для чего судьба их предназначила - в управлении страной. Да если бы они хоть попытались! Двадцать с лишним лет вы служили Малкольму1 И пусть он не сразу стал таким, не вы же годами пытались вытащить этого борова из болота пьянства и лености! Просили, умоляпи. уговаривали... Знаете, пока вы рассказывали, у меня мелькнула мысль - а что, если ваш сын когда-нибудь сочтет, что я - слишком плохой король? И что Дорвенанту будет лучше без меня? А потом я подумал, что если позволю себе такое... Если годами стану губить свою страну и подданных, если превращу наследников 8 свое омерзительное подобие... Значит, я заслуж/ любую судьбу которую мне отмерят люди, знающие свой долг И надеюсь, что они этот долг исполнят, как исполнили зы!
– Он выдохнул и замер, по-прежнему сжимая в ладонях фарфоровую чашку, расписанную сине-голубыми бегущими лошадьми. Лучано с трудом оторвал взгляд от лица Альса, перевел его на заговорщиков и поразился: три пары глаз сияли, слоено через них наружу рвался огонь, рожденный в сердце. Так. словно этим троим не просто объявили полное помилование, но и наградили чем-то потрясающе желанным1
– «Они видят, ради чего совершили все э_о.
– понял Лучано.
– Кого посадили на трон. Человека, который способен понять их! И пойти дальше путем, на который они его направили.
– Пожалуй, даже если бы Аластор велел их казнить, они бы приняли его приговор и умерли... не счастливыми, нет, но спокойными за Дорвенант».
– Зы отбыли свою каторгу заранее \илорд Ангус, - устало закончил Аластор.
– И мне бы стоило наградить вас за верность долгу и стране, но я зряд ли смогу это сделать, уж простите Не потому, что не ценю ваш риск и самоотверженность, а потому что мне слишком больно сейчас. От этого всего...
– Он поставил чашку на стол, не прекращая смотреть прямо в лицо бывшему канцлеру.