Мгновения счастья
Шрифт:
— Борщ у тебя сегодня здорово удался, — проговорил он, отодвигая опустошенную тарелку, даже не взглянув на жену.
Она не обратила внимания на похвалу, а Семенову все поведение Сашко, в том числе и похвала, показалось оскорбительным, а то, что Мария Гавриловна не обратила никакого внимания на мужнину похвалу, то так и должно быть: она выше всего такого обыденного.
Выше, но ведь борщ-то варила она. И она много чего еще делает по дому. По хозяйству — тоже она. И она жена этого, уверенного! Жена! И, наверное, она любит его. Если бы не любила, то зачем ей жить с ним, с нелюбимым?
— Да, —
Принимая от него пустую тарелку, она спросила, но так, будто иначе и быть не Могло и что борщ не мог не понравиться:
— Вам понравилось?.. — И вышла, чтобы унести суповую миску и тарелки.
— А мы тем временем еще горилки хватим, — проговорил Сашко, совершенно уверенный в том, что его гость так же, как и он сам, не прочь выпить. Не ожидая согласия, он наполнил стопки. Очень в себе уверенный мужчина. Повелитель. Некоторые женщины таких любят. Не все, конечно. Умные женщины им не доверяют, они не переносят грубого превосходства и красивой самоуверенности. Если это так, то, значит, Мария Гавриловна не может любить мужа. Не должна.
Сделав такое, основанное только на собственных домыслах, заключение, Семенов совершенно овладел собой. Он решительно отодвинул стопку.
— А мне хватит.
— Как же так? — очень удивился Сашко. — Так не бывает, чтобы фронтовик не пил. Я таких не встречал. Это даже удивительно, как это у вас… — Он и в самом деле так был удивлен и огорчен, что даже и сам не выпил. Поставив на стол свою стопку, он вызывающе посмотрел на своего гостя и преемника: — Может быть, вы думаете…
— Ничего я еще не могу думать, — поспешил успокоить своего хозяина Семенов. — Я еще и завода не видел. А в тресте мне только хорошее про вас говорили. Так что не надо прежде времени делать выводы.
— Завод, — проворчал Сашко с таким злорадным торжеством, словно именно там, на заводе, скрывался некий подвох. — Благодарить будешь за такой завод. Это я тебе со всей ответственностью объявляю. А если считаешь, что я доброту твою пробуждаю, глаза заливаю, так этого нам не требуется…
— Нет, совершенно не требуется, — рассеянно подтвердил Семенов. — Как тебе в голову пришло? Ну, давай, коли так, выпьем.
Как раз в ту минуту, когда они только что успели дружно выпить, но еще даже не опустили стопки на стол, вошла Мария Гавриловна. Устанавливая на столе блюдо с жареной рыбой, она весело проговорила:
— Ну вот, я только что с вами выпить собралась, а вы уже…
— О! — удивился Сашко. — Ты ведь и не пила никогда.
— Никогда не пила, а сейчас вот захотелось. Такой стих нашел. А что, разве уж и нельзя, для встречи?
— И для встречи никогда ты не пила. Мало ли к нам приезжали. А ты никогда…
Заметно было, что такое внезапное желание жены не очень-то его удивило, как, наверное, не удивляли все ее желания: красивая женщина, несомненно любимая мужем, ни в чем ей не может быть отказа. Семенов подумал, что, конечно, она рада его приезду только потому, что теперь можно уехать в город, куда она так стремилась.
Подтверждая такое предположение, Мария Гавриловна проговорила с необъяснимой удалью или с отчаянием:
— Приезжали, да не так. Не такие приезжали.
И Сашко тоже подтвердил:
— Не
— Ну, вот и выпьем за новую жизнь, — проговорила Мария Гавриловна, раскладывая рыбу по тарелкам. Потом она подняла свою стопку и на несколько секунд задумалась, словно сомневаясь в той новой жизни, за которую сама же предложила выпить. И решительно выпила. Она не закашлялась, не поморщилась, а просто выпила, как воду, и только потом проговорила: — Довольно противное это ваше «мужицкое веселье».
8
Проснулся Семенов почти в два часа дня, и первое, что он вспомнил, были слова Марии Гавриловны и ее внезапное желание выпить за встречу. Тогда он, так же, как и Сашко, подумал, что она рада встрече только потому, что теперь можно уехать в город.
А сейчас ему подумалось, будто не только в этом дело. А в чем же еще? В чем? Этого он не понимал, но казалось ему, что к радости этой примешалось еще что-то тревожное, будто и ее тоже, так же, как и его самого, встревожила первая встреча.
— Какая чепуха, — негромко проговорил он, поднимаясь с постели. — Не может этого быть. И не должно этого быть.
Причесываясь у зеркала, он думал, что надо как можно скорее принять завод, не особенно придираясь к недоделкам, перевезти маму и детей, устроить их жизнь и только тогда уже можно будет подумать о себе. Только тогда. А сейчас — за дело…
Настроенный очень решительно, он вышел из комнаты в темный коридор. Тут он остановился, не зная, куда идти. Заметив в конце коридора неплотно прикрытую дверь, он туда и пошел. И попал в столовую. Здесь все уже было прибрано, стол накрыт другой — серой камчатной — скатертью, посреди него на самодельном жестяном подносе стоял кувшин с квасом. Солнце переместилось, в комнате был зеленоватый полумрак, и сама комната уже не казалась такой просторной, какой представилась она. Семенову сначала.
В окна, широко распахнутые, вольно вливалось распаленное дыхание степи. Разомлевшие в зное, утомленно покачивались подоконные кусты, и от этого словно бы оживал и колыхался комнатный полумрак.
Семенову захотелось пить. Он налил в стакан квасу и вдруг увидел Марию Гавриловну. Она сидела в затененном углу на маленьком диванчике и, наверное, что-то шила до прихода Семенова, а сейчас просто сидела и смотрела, как он собирается пить. На коленях шитье — какая-то розовая полосатая материя, руки сложены на этом полосатом. На пальце тускло блестит наперсток.
— Жарко как, — проговорила она.
— Да. — Он поставил стакан. — Очень.
— Наверное, вы и не уснули от жары? А вы пейте, пейте. После сна это очень хорошо.
Он выпил прохладный квас с такой поспешной готовностью, с какой выполняют приказ. Заметив это, она смутилась, сдвинула колени и прижала к груди полосатое шитье.
— Согрелся, должно быть, квас-то. Я вам сейчас холодного принесу. В погребе у меня, на льду.
— Нет, — ответил он торопливо, боясь, что она уйдет. — Ничего не надо. А спал я очень хорошо, несмотря на жару и тишину. Вы знаете, к тишине ведь тоже привыкнуть надо.