Мгновения вечности
Шрифт:
Он дал Ганди незаполненный чек, чтобы у того была возможность делать какие угодно траты. И он никогда не спрашивал, на что Ганди тратит деньги. Махатма Ганди жил в Вардхе, поэтому все известные борцы за независимость Индии, писатели, поэты навещали там его. Для них Джамналал Баджай построил особый гостевой дом, в котором могли одновременно проживать пятьсот человек. Чиранджилалом Баджате был управляющим, поэтому он был связующим звеном между Махатмой Ганди, Джамналалом Баджаем, Джавахарлалом Неру, Мотилалом Неру, Маданом Моханом Малавией. Все эти люди почитали старика. Именно он пригласил меня в Бомбей.
Я выступал на джайнской конференции. Выдался прохладный вечер, и Чиранджилал
«Вы испачкаете свой плед», — заметил я.
«Чепуха, — махнул он рукой. — Садитесь. У меня больше ничего нет».
А я не знал его. Даже когда он представился, для меня его имя все равно было пустым звуком.
«Я приглашаю вас в Бомбей на конференцию, и вы не можете отказать мне, — сказал он, прослезился и продолжил, — На своем веку я слышал многих индийских ораторов, но я никогда не чувствовал такое согласие, как при вашем выступлении, хотя ваши слова противоречат моим убеждениям. Я последователь Махатмы Ганди. Я управляющий Джамналала и всю жизнь исповедовал принципы Махатмы Ганди, которые вы раскритиковали. Но я понял, что вы правы, что я ошибался».
Наверно, тогда ему было семьдесят лет, но ему хватило мужества признать: «Семьдесят лет моей жизни прошли впустую». А ведь он слушал меня всего лишь десять минут. «Вы не можете отказать мне, — умолял он меня. — Эта конференция очень важна, потому что я хочу представить вас моим друзьям в Бомбее и других городах Индии».
Я согласился приехать в Бомбей. Я никого не знал в этом городе, и каким-то образом... Чиранджилал Баджате был стариком, носившим очки с толстыми линзами, и вечером он плохо рассмотрел меня. Он описал меня организаторам конференции, но почему-то добавил, что я ношу шапку Ганди. Он целых семьдесят лет видел вокруг себя одни лишь шапки Ганди, никого без такой шапки, поэтому и напутал.
Я стоял на перроне, все пассажиры ушли. Группа из двадцати пяти человек бегала туда-сюда. Они оглядывали меня с ног до головы и, не увидев шапку Ганди, уносились прочь. «Что случилось с моей головой? — удивился я. — У меня такое впечатление, что все туловище у меня в порядке, кроме головы, ведь люди, посмотрев на мою голову, сразу же убегают!» В конце концов я остался один на перроне, а эти люди были единственными встречающими.
Один из них подошел ко мне и спросил: «Вы решили сегодня не надевать шапку Ганди?»
«Ага! — осенило меня. — Но кто сказал вам, что я ношу шапку Ганди?»
Чиранджилал застрял где-то в автомобильной пробке. Этот семидесятилетний старик примчался бегом! «Это тот самый человек! — закричал он. — Но где же ваша шапка?»
«Вы что-то перепутали, — ответил я. — Я стою здесь уже полчаса, а эти люди снуют по перрону, высматривая шапку Ганди. Вам нужно было просто попросить меня надеть шапку Ганди. Вы ничего не сказали мне».
«Я старый болван! — засмеялся Чиранджилал. — Всю жизнь я вижу вокруг себя одни лишь шапки Ганди, даже во сне люди ходят в таких шапках. Простите меня».
Этот простой, добрый человек знал всех известных мыслителей Индии двадцатого века, знаменитостей в различных областях жизни. Он мгновенно настроился на меня, как будто все части конструктора стремительно собрались в единое гармоничное целое. Он жил с Махатмой Ганди двадцать или тридцать лет, но ничего подобного еще не переживал.
Некоторые люди умеют красиво говорить о том, что им неведомо, но если вы будете внимательны, то заметите, что их слова пусты, что они не касаются вашего сердца, не волнуют ваше естество.
А мистики цельны, их странствие завершено.
Дворец Гвалиора огромный,
Я остановился во дворце Махарани Гвалиора, которая и пригласила меня. Это один из самых прекрасных дворцов Индии или даже мира. На многие мили вокруг тянутся райские сады. Здесь есть все: озера, сады, фонтаны и много коттеджей для гостей. Главный дворец построен из мрамора. Махарани выбрала для меня замечательный коттедж. Наполовину он стоял на земле, наполовину — в озере.
Там целую неделю каждый день устраивали религиозные диспуты. Собралось очень много людей, для этого дворец и содержали. Примерно двадцать тысяч человек приехали на встречу. Ее сын послушал меня и находился под большим впечатлением от моей речи. Ей тоже понравилось, как я говорил. На следующее утро она пришла ко мне, но не захотела сесть на стул. Я сказал, что ей будет трудно сидеть на полу, но она ответила: «Нет, я смогу сидеть. Не запрещайте, пожалуйста, мне сидеть у ваших ног. Сначала мне нужно кое в чем признаться. Я не позволила сыну прийти к вам. Простите меня. Я побоялась, потому что вчера он находился в таком возбужденном состоянии, что до сих пор говорит о вас, повторяет ваши слова. Я испугалась того, что вы слишком сильно воздействовали на него, хотя мне самой понравилась ваша лекция. Мы члены царской семьи, он мой наследник. Я не могу позволить ему увлекаться вами, хотя сама увлеклась, и все же мне достает разумности признать правоту ваших слов. Вместе с тем, я не изменю свой образ жизни. Такова наша традиция, которую я не стану предавать».
«Вы можете предать свою разумность, но не можете огорчить какого-то тысячу лет назад умершего предка, который сделал для вас некие предписания? — удивился я. — Но вы готовы предать свою разумность... Вы признаетесь в том, что очарованы мной, и все же не позволяете сыну прийти ко мне?»
«Простите меня, но сына к вам я не пущу, — сказал она. — Он не ослушается меня, потому что знает, что я могу лишить его наследства, которое тогда перейдет к его младшему брату».
Угрозы матери остановили парня. Позднее, лет через пять или шесть, мы встретились в Дели. Он стал членом парламента. «Я пытался прийти к вам, но мать запретила мне это, — вздохнул он. — Если она узнает, что я встретился с вами в Дели, то может лишить меня наследства. Это слишком рискованно для меня. Она одна из самых богатых цариц Индии, и мне придется подождать наследство. Тогда я первым делом приеду к вам. Мне рассказывают всякий вздор. В нашем доме топчутся самые разные религиозные учителя и святые, но вы первый заинтересовали меня. Все они скучные, но мне приходится выслушивать их, чтобы получить наследство».
«Вы трус, — сказал я. — Если бы вы были настоящим искателем, то отказались бы от наследства и пришли ко мне».
«Это правда, — сник он. — Мне не хватает мужества. Меня испугали угрозы матери. А она тоже была под большим впечатлением от вас. Она не говорит, что вы ошибаетесь, но утверждает, что молодой человек должен держаться от вас подальше. Она боялась, что вы можете оказаться опасным, называла меня незрелым и призывала сначала набраться ума».
«Другими словами, научиться лицемерить, — развил я его мысль. — Чтобы признавать правоту человека, но придерживаться прежнего шаблона поведения, который вам предписан».