Мгновения жизни
Шрифт:
— Все нормально. Просто ты только что напомнил мне, почему я перестала заниматься фотографией.
— Собственно, я хотел спросить тебя, не сделаешь ли ты исключение.
— Нет.
— Мне пришло в голову, что стоит запечатлеть это поместье — дом, сады, все такое, — прежде чем оно будет продано, и одному Богу известно, что с ним станет. Если не считать старинных помещичьих имений, представляющих историческую ценность, осталось не так уж много домов, которые принадлежали бы одной семье на протяжении почти целой сотни лет. Мои прадедушка и прабабушка переехали сюда в 1903 году, и с тех пор здесь мало что изменилось. Прабабушка Лидия одной из первых в округе установила в доме центральное отопление, и оно работает до сих пор, — он шутливо содрогнулся, —
— Нет.
— Я не в состоянии оплатить услуги профессионального фотографа, поэтому ты подходишь просто идеально.
— Нет.
— Тогда с какой стати я должен помогать тебе искать твоего художника?
— Потому что если ты мне не поможешь, я тебя побью. Я всегда могла это сделать.
— В те времена у меня еще не было черного пояса.
— Зато у меня есть дробовик.
— Отлично. Ступай потолкуй с бабулей. Она наверху.
— Ты вообще разговариваешь с ней? Я имею в виду — по-настоящему?
— Я желаю ей доброго утра и интересуюсь, хорошо ли она спала. Она отвечает «да» или «нет», после чего мы решаем, что у нас будет на обед, а потом переходим к обсуждению последнего фильма сериала «Соседи». Она смотрит очередную серию и в обед, и после полудня. Так что примерно вот такая близость наблюдается у нас с бабулей: воображаемые события в жизни воображаемых семейных персонажей. Дело не только в том, что она очень старенькая. Мне просто всегда было трудно общаться с ней. Никак не могу понять, что общего было у нее с Артуром. Впрочем, я хорошо представляю себе, как могло так случиться: сначала кажется, что ты живешь в раю с веселым, нежным, всепрощающим и понимающим созданием, которое разделяет твои интересы и увлечения, но в один прекрасный день ты просыпаешься рядом с унтер-офицером, который живет по биологическим часам и питает нездоровое пристрастие к организации вечеринок.
Грейс бросила на него изумленный взгляд.
— Думаю, на этом нам стоит прекратить обсуждение твоих дедушки и бабушки. Как бы то ни было, это не наша вина, женщины слишком приспосабливаются, нередко во вред себе. Впрочем, мы должны быть такими, чтобы выжить. Женщина имеет неосторожность влюбиться и теряет голову: бедняжка, ей так нужна родственная душа! А поскольку их не так уж много, она начинает сама создавать — иногда придумывать мужчину, которого считает родственной душой. Она разделяет его вкусы и мнения, чтобы иметь возможность заявить всему миру: «Смотрите, как мы похожи, сколько у нас общего». Потом наступает суровая проза жизни, все возвращается к обычному состоянию «засучивай рукава и принимайся за дело». Начав с романтики, женщины превращаются в трезвых реалисток. Мужчины же, начав с романтики, заканчивают тем, что начинают спрашивать себя: «Что же, черт возьми, произошло?» Здесь тот же случай. Мне кажется, мужчины видят только то, что хотят видеть. Обычно — свое собственное отражение в глазах любящей женщины.
Ной взъерошил пальцами волосы, уныло созерцая груду бумаг и записных книжек.
— Ты похож на тролля с такими растрепанными волосами и диким выражением глаз, — сообщила ему Грейс. — На милого тролля, но все-таки тролля.
— Благодарю, — обронил он. Голова его была занята другими вещами. — Понимаешь, я не знаю. Все дело в том, что она моя бабушка, а я не знаю ее. Просто она всегда была здесь, вот как эти обои.
— Должно быть, ей пришлось нелегко. Когда восходит солнце, луну увидеть трудно.
— Во всяком случае, она ждет твоего прихода. Сегодня утром она выглядела очень оживленной.
— Большинство людей положительно реагируют на проявленное к ним внимание.
Ной нахмурился.
— Тебя послушать, так она похожа на комнатное растение.
Луиза
Я так и не смогла полюбить свою свекровь, но иногда вспоминаю ее слова и не могу с ними не согласиться.
— Всегда сохраняй про запас то, что им нужно, только так можно не остаться одной на старости лет, — заявила она мне, когда ей было столько же лет, сколько мне сейчас.
Грейс Шилд хочет получить ответы. Она уже была здесь не так давно — оказывается, вчера, как она говорит сейчас.
— Я понимаю, что надоедаю вам, — говорит она, — но я подумала, что мне стоит все-таки спросить вас, может, вы вспомнили что-нибудь… о Форбсе. — И она ждет, как примерная девочка, сложив руки на коленях. Крупные руки, как у меня. Подобно большинству молодых людей, у нее совсем нет терпения. — Нарисовав такую замечательную картину, он останавливается и больше ничего не пишет. О нем никто не слышал. О нем не сохранилось никаких записей. Вообще никакого упоминания, нет даже фан-клуба А. Л. Форбса на каком-нибудь крохотном островке у побережья Ньюфаундленда. Так не бывает. Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в своей правоте.
Мне хочется сказать ей, чтобы она дала мне время. С возрастом на все требуется больше времени. Это несправедливо, ведь времени-то как раз остается очень мало. Я знаю, что ей нужно от меня, но я так долго старалась не вспоминать, а теперь, когда природа на моей стороне, она хочет все разворошить снова. В любом случае, мне тоже нужны ответы.
— Как попала к тебе эта картина? Откуда? Ты знаешь, кто был ее последним владельцем?
— Собственно говоря, ее купили для меня в антикварном магазине. Человек, которого я очень любила. Он умер до того, как успел подарить ее мне, но в конце концов я получила ее через два года после его смерти, в свой день рождения, хотя человек, приславший ее мне, не знал об этом.
— Ты знаешь этот магазин? — спрашиваю я.
Она качает головой.
— Он сказал, что это где-то в Челси, так что, сами понимаете, место указано довольно неопределенно. Как только я вернусь в Лондон, обязательно отправлюсь в тот район и постараюсь что-нибудь разузнать.
Какое-то время мы сидим молча. Давно умершие чувства оживают и рвутся на волю. Я уже столько лет ощущаю внутри один только холод, что уже привыкла к этому.
Потом Грейс спрашивает меня:
— Вы видели воскресные газеты?
Я отвечаю ей, что предпочитаю телевизор.
— Там есть один мужчина, который мне нравится. Такой забавный. Веселил всю Англию.
— В газетах была статья обо мне. Очень глупая статья. А вчера напечатали еще одну. На этот раз они расспрашивали обо мне мою бывшую свекровь. Это называется «предоставить всем равные шансы».
— Если бы мою свекровь попросили охарактеризовать меня, — говорю я, — скорее всего, она ограничилась бы двумя словом: сплошное разочарование.
Это было семьдесят лет назад, и эти годы промелькнули и исчезли, как мелкие разменные монеты. И вот она, Лидия, лежит такая маленькая в такой огромной кровати. «Луиза, запомни, что отныне ты — важная персона». Невероятно, подумала я, впервые увидев ее, что она может быть матерью Артура, который обладал ростом и силой викинга. Но вскоре я поняла, что она компенсирует хрупкое телосложение железной волей, так что мне представляется, что она просто приказала своему тщедушному телу родить здорового, жизнерадостного мальчугана, который вырос и стал моим мужем. Она сполна воспользовалась предоставленными ей девятью месяцами, выжав из них максимум возможного. Она ненавидела расточительство, даже если речь шла всего лишь о словах. «Я буду звать тебя Луиза, — заявила она мне при первой нашей встрече. — Терпеть не могу эти вычурные двуствольные имена».