Мгновения жизни

Коббольд Марика

— Во всяком случае, это не я заставляла бедного мальчика рисовать глупые картинки за обеденным столом.

— Картинки были вовсе не глупыми, а очаровательными, — запротестовала Грейс. Она почувствовала себя десятилетней девчонкой, которую взрослые поймали на том, что она рисовала чертиков в школьной тетради. — Он меня заинтересовал. Разве это плохо?

— А ты не подумала о том, что, может быть, ему хотелось поговорить о других вещах, а не о своем увечье? Может быть, ему хотелось, чтобы с ним обращались так же, как и со всеми остальными?

— Я и обращалась с ним так же, как со всеми остальными, в этом все дело, — заявила Грейс. — Я попросила его рассказать о себе. И я совсем не упоминала о его увечье.

Я спросила у него, каким он видит мир.

— Ты вдаешься в ненужные тонкости, — решительно оборвала ее Робина. — Форму для выпечки положи вон туда. — Она показала на ящик рядом с огромной газовой плитой. — Лучше скажи мне, о чем ты разговаривала с Кейт?

— Да так, обо всем понемножку.

— А все-таки? — Мягкий голос, холодные глаза, в которых блеснула сталь. Внезапно Грейс поняла, почему Кейт предпочитает не ссориться с матерью. С одержимыми действительно невозможно иметь дело.

Грейс прислонилась к раковине, перебросила через плечо полотенце и посмотрела Робине прямо в глаза.

— Ей кажется, что вы с Тимоти хотите заставить ее выглядеть лучше, чем она есть на самом деле, потому что она недостаточно хороша для вас.

Робина испытующе смотрела на нее.

— Чушь, — изрекла наконец она. — Я поговорю с ней. Я не потерплю подобного в своем доме.

Они возвращались к своему коттеджу и гавани, и Эндрю обнял ее за талию.

— Я так горжусь тобой, — сказал он. — Только посмотри, как хорошо относится к тебе Кейт. В последнее время с ней было очень нелегко, а перед тобой она открылась. Да и вообще, ты умеешь заставить людей быть открытыми и отзывчивыми.

«Любовь, возможно, и не слепа, — подумала Грейс, — но уж точно близорука». Тем не менее она была рада, что он доволен ею. За прошедшие недели и месяцы своего замужества она успела усвоить, что если кто-то считает тебя славной, красивой и умной, то ты поневоле стараешься соответствовать этим представлениям и, таким образом, меняешься к лучшему. Эти незаметные на первый взгляд изменения происходят постепенно. Эндрю, например, считал, что у Грейс доброе сердце, о чем постоянно твердил ей. Что же, она начала выказывать благожелательность, даже если инстинкт подсказывал ей поступать ровно наоборот, ибо она не могла видеть, как в его глазах угасает восхищение ею. Эндрю считал, что она способна прощать, заботиться о других и быть великодушной. И она отправила поздравительную открытку бывшей подруге, которая однажды в своей статье назвала «извращением» участие Грейс в написании книги о типах внешности человека. Он говорил, что в душе она остается деревенской девчонкой и что она умеет обращаться с животными. Да, она, конечно, выросла в деревне, но сердцем она была дитя асфальта. Однако когда собаки Тимоти начинали тыкаться носом в ее филейную часть, она не отпихивала их ногами, как они того заслуживали, а улыбалась и гладила по мохнатым головам. А потом она поднимала голову и видела горячее одобрение в глазах мужа, подмечала взгляд, который, казалось, с гордостью говорил: «Смотрите, как ее любят все живые существа, смотрите, какая она милая и славная, смотрите, какая она необычная».

Она вспомнила, как когда-то, давным-давно, стояла в дверях кухни миссис Макгроу, ощущая себя незваной гостьей и страстно желая ощутить и на себе царившую там доброжелательность. Она вспомнила, как ей хотелось, чтобы мать Джефферсона улыбнулась ей так, как улыбалась Черри, — желанной и, по ее мнению, достойной подруге своего сына. Она взглянула на Эндрю и мысленно поблагодарила его.

Эндрю считал, что женское чутье в ней прекрасно сочеталось с редким даром логического мышления. Он заявил, что она правильно выбрала приоритеты, поставив их брак и дом выше своей карьеры. Впрочем, Грейс намеревалась поговорить с ним на эту

тему. Конечно, первое время было так приятно не работать, но вскоре ей придется вернуться в строй и начать борьбу за новые заказы, иначе она рискует навсегда выпасть из обоймы.

Они ненадолго присели на мягкую траву на берегу реки. День был слишком хорош, чтобы наслаждаться им на бегу. Она прижалась к нему. У Эндрю были такие плечи, что можно было не сомневаться: он выдержит ее вес в прямом и переносном смысле.

— Я чувствовала себя такой уставшей, пока не встретила тебя, — негромко проговорила она. — Я говорила себе, что со мной все в порядке, но ведь никто не признается в том, что от одиночества устаешь, и очень сильно.

Грейс вспомнила, как несколько недель назад, когда они последний раз виделись с Анжеликой, та сказала:

— Тебе достался полный комплект, верно? Муж, большая, веселая и славная семья, утопающий в розах коттедж. Это похоже на то, когда входишь в магазин с намерением купить трусики, а выходишь из него с костюмом, блузкой и чулками в придачу.

— Ну, значит, я сделала правильное вложение капитала, — парировала Грейс. — Впрочем, то же самое можно сказать и о тебе.

— Во всяком случае, я старалась. Наверное, мне не хватило твоего чутья, чтобы понять, устраивает ли меня сделка.

— Анжелика. — Грейс мягко взяла ее за руку. — Что случилось?

— Небольшие разногласия, только и всего. Это неотъемлемая часть брака, расстановка и перестановка. Ничего серьезного. Нам просто нужно поговорить кое о чем, вот и все.

— Просто поговорить, значит? Ты хотя бы счастлива с ним?

— Все зависит от точки зрения. Как бы то ни было, я беременна. — И в первый раз за тот день Анжелика улыбнулась.

— Из нас получатся замечательные родители, — обронил вдруг Эндрю.

— Я знаю, — согласилась Грейс. — Я не умру молодой, а ты не отрешишься от всего сущего, с головой уйдя в свою научную работу. Ребенок будет спокойно расти, зная, что она…

— Он…

— …может носить такие платья, какие ей нравятся, потому что я буду фотографировать их, главным образом, на черно-белую пленку. Мы дадим ей несколько имен, чтобы она могла сама выбирать одно из них в зависимости от настроения. Например, девочку можно будет назвать Хестер Абигейл Теннеси, чтобы она смогла решить, какой ей хочется выглядеть: сильной и умелой, скромной и нежной или экстравагантной.

— Разве имя Теннеси не дают только мальчикам?

— И девочкам тоже, — уверила его Грейс.

— А мне по душе Аманда, — заявил Эндрю. — И Чарльз, если у нас будет мальчик.

— Договорились, — подвела итог Грейс. — Но сначала мне нужно забеременеть.

Эндрю вскочил на ноги и протянул ей руку, помогая подняться.

— Пойдем, — заявил он. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. «Я покраснела, — подумала Грейс. — Я чувствую, как я, Грейс, краснею и глупо улыбаюсь своему мужу, наслаждаясь каждым мгновением».

В этот вечер в школе леди Кэтрин Эллен, где Эндрю преподавал, а Кейт училась, устраивали вечеринку. Грейс перерыла весь свой гардероб в поисках подходящего наряда, который не был бы серым или черным. Эндрю никогда не делал ей замечаний относительно выбора одежды, он просто говорил, что она замечательно выглядит, когда она надевала что-нибудь яркое. Брак — это сплошной компромисс. Эндрю безропотно смирился с тем, что Грейс неважно готовит, неохотно принимает гостей, сама же, отправляясь куда-нибудь, запросто может выпить лишнего, курит, предпочитает любоваться садом, а не копаться в нем, однажды пробовала конину (во Франции, когда была моложе, и ей очень понравилось), но ни за что в жизни не сядет на лошадь верхом. Самое малое, что она могла сделать, — это постараться доставить ему удовольствие своим выбором одежды.