МИД, Кремль, кувейтский кризис

Белоногов А. М.

Полагаю, что я стал одним из первых советских должностных лиц, которых принимал у себя король Фахд. Уже одно это придавало нашей встрече некую особость и, видимо, взаимный интерес. Во всяком случае у меня он присутствовал.

Король произвел на меня приятное впечатление. Уже тогда он был пожилым человеком, и, судя по всему, богатый жизненный и государственный опыт в сочетании с умом, образованностью и хорошим воспитанием помогали ему быть не только любезным хозяином, как того требуют арабские обычаи, но и весьма интересным собеседником. Говорил он свободно, проявляя знание не только общей международной ситуации, но и, как мне показалось, достаточно хорошо представляя себе особенности позиции Советского Союза в отношении кризиса в Заливе. Впрочем, и слушать он тоже умел, так что разговор складывался непринужденно.

Сначала он шел вокруг только что состоявшейся нормализации

советско-саудовских отношений. Они не были до этого плохими. Их просто не было как таковых на протяжении нескольких десятков лет – ни политических, ни экономических, ни каких-либо еще. И вот теперь через несколько дней в Москву и Эр-Рияд должны были прибыть передовые группы, чтобы организовывать открытие посольств. Предстоял также визит в Москву саудовского министра иностранных дел. С удовлетворением говорили об этом, о наступивших переменах и открывающихся перспективах взаимовыгодного сотрудничества в различных областях, в том числе экономической. Король особо отметил, что испытывает высокое уважение и самые добрые чувства к Советскому Союзу и его политике, подчеркнул желание Саудовской Аравии развивать с нашей страной отношения дружбы. Кризис в Заливе очень рельефно выделил для его страны значение взаимопонимания и сотрудничества с СССР, ценность советской поддержки. Выражая признательность своей страны за позицию, которую СССР занял в отношении иракской агрессии, король просил передать эти его чувства советскому руководству, выражал надежду, что и в посткризисный период роль СССР в регионе будет столь же положительной и заметной.

Король деликатно обошел тему нашего неучастия в МНС, понимая, надо думать, нереальность добиться изменения позиции СССР в этом вопросе. Упор поэтому им делался на политической стороне дела. Мы констатировали единое понимание, что политическая работа по преодолению кризиса должна по-прежнему концентрироваться в Совете Безопасности ООН и продолжать строиться вокруг требования безотлагательного и безусловного прекращения агрессии и восстановления в полном объеме суверенитета Кувейта.

Король Фахд, а до него министр иностранных дел Фейсал с особой озабоченностью говорили о проводимой Ираком политике ассимиляции Кувейта и значении в этой связи фактора времени, поскольку затягивание кризиса, сохранение режима оккупации не только умножает страдания оставшегося в Кувейте населения и кувейтских беженцев (а в Саудовской Аравии их свыше 300 тысяч), но и позволяет продолжать Багдаду осуществлять демонтаж Кувейта как государства и общества по многим направлениям. И без слов было понятно, что дело не только в Кувейте и кувейтцах, но и в самой Саудовской Аравии, для которой фактор времени имел колоссальное значение. Король решился на очень трудный шаг, пригласив на территорию Саудовской Аравии войска немусульманских стран, и был теперь как хранитель главных мусульманских святынь зажат в тиски календаря обязательных религиозных мероприятий – рамадана и хаджа (рамадан в 1991 году начинался 17 марта, и, следовательно, для Саудовской Аравии было крайне важно покончить с кризисом непременно к этой дате). Были и другие обстоятельства, не позволяющие долго ждать. Саудовская Аравия взяла на себя все расходы по размещению, питанию, обслуживанию и иному обеспечению находящихся на ее территории иностранных войск (на момент нашего прибытия в Джидду их число превысило уже полмиллиона человек). Каждый день их пребывания в Саудовской Аравии обходился ей в очень крупную сумму, и даже такая богатая страна, как Саудовская Аравия, не могла долго нести эту ношу, не начав испытывать финансовые трудности. Поэтому внутренне я был готов к тому, что именно со стороны саудовского руководства следует ожидать настойчивой постановки вопроса о принятии Советом Безопасности резолюции, санкционирующей применение силы.

С саудовской стороны, действительно, были сделаны соответствующие высказывания. Нас настоятельно просили поддержать принятие Советом Безопасности такой резолюции. Я отвечал в том плане, что в Москве сейчас тщательно взвешивается такая идея и что одна из главных целей моей поездки в регион состоит именно в том, чтобы выяснить на месте мнение руководителей арабских стран, как следует дейстововать дальше. По мнению собеседников, опыт трех с половиной месяцев, прошедших с момента захвата Кувейта, и предпринятые иракскими войсками меры по укреплению обороны захваченной территории говорят только об одном: Багдад не намерен добровольно уйти из Кувейта. Вместе с тем с саудовской стороны признавалось, что некоторый резерв времени у коалиции еще есть, но небольшой, и что пора обозначить перед Ираком через Совет Безопасности четкую перспективу – или он уходит,

или против него будет применена сила, и в этом случае огромный ущерб будет нанесен прежде всего Ираку.

Король Фахд ясно дал понять, что достижение удовлетворительного решения в арабских рамках практически невозможно, а потому попытки отдельных стран (имелось в виду Марокко) созвать общеарабский форум или даже минисаммит скорее будет работать на затягивание кризиса, чем на его преодоление. Весьма определенно в негативном плане с саудовской стороны говорилось о попытках увязать уход Ирака с различными уступками ему за счет Кувейта, как бы это ни называлось – «спасением лица», «вознаграждением» или же «премией». Это только играет на руку Саддаму Хусейну, ужесточает его позицию и может создать опасный прецедент для урегулирования других проблем региона.

В отношении посткризисного устройства разговор носил довольно общий характер. Было, однако, ясно, что сами саудовцы исходят из того, что американских и других западных иностранных войск на территории их страны после завершения кризиса не останется. Ядром стабильности в регионе они видели союз трех стран – Саудовской Аравии, Египта и Сирии и, естественно, Союз сотрудничества стран Залива. Взаимоотношения с Ираком виделись пока туманно, скорее всего из-за неясности, в каком состоянии выйдет из кризиса иракский баасистский режим. Эр-Рияду, понятно, хотелось бы, чтобы он лишился военных клыков и больше не мог угрожать соседям. При этом тщательно проводилось различие между Ираком как братской арабской страной и ее верхушкой, вставшей на путь военного авантюризма.

Такое же различие в Саудовской Аравии проводили между проблемой освобождения палестинских территорий (тут все как бы оставалось по старому) и отношением к руководству ООП, которое, как считали в Саудовской Аравии, проявило себя далеко не лучшим образом в вопросе об аннексии Кувейта. Саудовская сторона была также категорически против попыток Багдада связать кувейтский кризис с БВУ.

В целом, беседы в Джидде показали близость нашего и саудовского подходов с точки зрения неприемлемости агрессии и ее последствий, но чувствовалась и разница: мы продолжали делать упор на мирное урегулирование через политическое и экономическое давление; саудовцы же, отдавая дань его предпочтительности, исходили по сути из неизбежности силового решения и делали все от них зависящее, чтобы его как следует подготовить и материально, и политически. Тут давала себя знать прежде всего разница в положении: Саудовская Аравия после захвата Кувейта испытала шок прямой военной опасности для себя и выхода Ирака на позиции регионального доминирования. Для Москвы же вопрос в такой плоскости не стоял и имел другие измерения.

К сожалению, крайний недостаток времени заставил нас покинуть Джидду сразу по завершении беседы с королем. Надо было успеть на самолет, чтобы добраться до Дамаска, где на следующий день должна была состояться моя встреча с Хафезом Асадом.

В Дамаске с президентом Хафезом Асадом

Во второй половине дня 18 ноября мы уже были в Дамаске. Там нас встретил посол Александр Иванович Зотов (до этого я с ним не был знаком) и представители сирийского МИДа. Остаток дня и вечер мы провели в посольском комплексе за обсуждением разных вопросов – политических, кадровых, финансовых и прочих, которых всегда у послов накапливается много, и которые они стараются по мере возможности решить или продвинуть, пользуясь прибытием начальства.

Поскольку на следующий день встреча с президентом Асадом передвинулась на 6 часов вечера, появилась возможность познакомиться с Дамаском, который известен тем, что из всех городов мира, как утверждают, имеет самую долгую историю непрерывного человеческого обитания в нем (впервые упоминается за 25 веков до нашей эры). Кто им только ни владел: египтяне, евреи, ассирийцы, персы, греки, римляне, арабы, турки и даже французы (по мандату Лиги наций после Первой мировой войны), пока, наконец, Сирия не стала независимым государством в 1946 году.

Дамаск живописен благодаря холмам, на которых он раскинулся, бульварам и весьма своеобразной смеси старого и нового, арабского и европейского. Запомнилась обширная мечеть Омейядов, построенная на месте, где различные культовые сооружения сменяли друг друга последние три тысячи лет, иногда мирно сосуществуя. Именно этим объясняется, например, то, что внутри мечети прямо в молельном зале находится небольшой храм-усыпальница Иоанна Крестителя. А еще мне запомнились натянутые поперек некоторых улиц транспаранты с портретами Хафеза Асада – длинные во всю ширину улицы ряды совершенно одинаковых портретов. Подобного способа графической политической агитации мне еще видеть не приходилось.