Мифриловый крест
Шрифт:
– Полагаю, бог принял мое покаяние, - предположил я.
– Ты же сама говорила, что прощен может быть каждый, независимо от количества грехов. Главное - качество покаяния.
– Нет, - покачала головой Лена, - это невозможно. Он только что разговаривал со мной и его приказ был четким и недвусмысленным. Ты должен быть уничтожен.
– А ты уверена, что с тобой разговаривал бог?
– А кто же еще?
– Головастик.
– Кто?!
– Головастик. Мой бывший покровитель.
– Но… как это возможно… боже! Неужели он способен ввести в заблуждение даже меня?
– Он способен ввести в заблуждение кого угодно, не зря его называют
– Меня тоже. Почти. Господи боже! Но как я смогу определить, кто из них со мной разговаривает?
– Просто доверься своему сердцу. Не забывай, бог есть любовь, он не будет творить зло даже чужими руками. Если он призывает к злу, это не бог.
– Да, ты прав. Подожди, я должна помолиться.
Лена сложила руки, как примерная школьница, и закрыла глаза. Ох, сейчас начнется…
Повторный разговор с богом занял совсем немного времени и когда он завершился, в глазах Лены стояли слезы.
– Я не могу пробиться к нему!
– простонала она.
– Сатана не пускает меня, он говорит, что я должна снять с тебя крест и после этого заклинание подействует, но… бог не может это требовать! И я не могу так надругаться над символом веры! Нет, это существо никак не может быть богом. Как я только могла поверить, что его устами со мной говорит господь? Господи, если ты слышишь меня, прости меня!
– А ты уверена, что это действительно Сатана?
– поинтересовался я.
– Может, я ошибаюсь, может, это действительно воля божья?
– Нет!
– Лена решительно пресекла мою попытку сообщить ей правду.
– Я ценю твою скромность, она тебя украшает, но, к сожалению, ты не ошибся. Но что мне делать? Я не могу связаться с богом, не могу узнать его волю, что мне теперь остается?
– Подумай своей головой, - предложил я.
– Ты, вообще, кто - посланница света или марионетка в кукольном театре? Ты сама хоть что-нибудь можешь решить?
Лена глупо хихикнула.
– Кажется, я начинаю пьянеть, - сообщила она, - что-то ничего в голову не лезет. Давай так - если до завтра бог ничего не скажет, я начну действовать по своему усмотрению. Правильно?
Я пожал плечами.
– Тебе решать.
– Вот и замечательно. Да, кстати, давай я тебя оживлю. Нехорошо, что ты ходишь в таком виде, человек вроде тебя не должен быть мертвецом.
Я так и не понял, как устроено это заклинание, похоже, образ темного посланца уже успел приклеиться к моей душе и большая часть белой магии закрыта для меня если не навсегда, то надолго. Но это не главное, главное сейчас то, что неведомая сила затрясла меня, бешеная дрожь пробрала все тело, мышцы сжались судорогой, из горла вырвался хриплый стон и я рухнул на пол, свернувшись в позу эмбриона. Температура тела быстро повышалась, оно оживало и наполнялось болью. Это было ужасно, боль разрывала тело на части, но вместе с болью ко мне возвращалось то, что я уже начал забывать. Запахи, теперь я чувствую запахи, и в первую очередь запах собственного тела, которое, во-первых, не мешало бы помыть, а во-вторых, оно пахнет чем-то мертвым, нет, не гнильем и не формалином, а чем-то почти неуловимым… не могу объяснить. А еще я чувствую запах герани с подоконника, аромат кагора, и еще в нос бьет та неясная и нелепая комбинация запахов, которая всегда наполняет место, где живут одинокие несчастные женщины.
Боль достигла предела и отключилась, как будто кто-то щелкнул рубильником. И я понял, что по жилам заструилась новая кровь. Интересно, откуда она взяла
Сердце дернулось и начало биться, вначале нерегулярно, но с каждым новым ударом все более уверенно. Все-таки ей удалось это сделать, я снова жив. Но, пожалуй, лучше бы я был мертв, потому что я понял, что имела ввиду Зина, когда говорила о том, что слишком быстрое исцеление - тоже плохо. В голове медленно разворачивается очаг пульсирующей боли, пока почти незаметной, но с каждой секундой она становится чуть-чуть сильнее и страшно подумать, во что превратится моя голова минут через десять. Оживший желудок напомнил о своем присутствии, спазмы, вначале нерегулярные, стали повторяться каждые несколько секунд, я вскочил и побежал со всех ног к туалету, но в голове помутилось, в ней снова возникла боль и она ударила в основание черепа тупым молотом, я рухнул на колени и только неимоверным усилием воли сумел сохранить сознание.
Но это не принесло облегчения. Желудок в очередной раз напомнил о себе, я закашлялся и изо рта брызнуло то, во что превратилась непереваренная пища за прошедшие сутки. Этот аромат может сравниться только с запахом разрытой могилы, в которой хоронят второго покойника. Считается, что лет за десять первый покойник истлевает окончательно, но, мягко говоря, это не совсем так, разрытая могила воняет даже через пятнадцать лет. Помнится, это рассказывал… как же его звали-то… у него отец на кладбище могильщиком работал… Я так и не вспомнил, как звали моего бывшего фронтового товарища, потому что серовато-зеленая комковатая мерзость хлынула изо рта сплошным потоком.
Боль в животе не утихала и я с ужасом почувствовал, что приближается еще одно испытание. На этот раз я каким-то чудом сумел остановить рвотные спазмы и добежать до сортира. И слава богу.
Я не буду описывать подробности своего пребывания в сортире, скажу лишь, что длилось оно примерно полчаса, за которые я превратил чистенький и аккуратный санузел в готовую декорацию к сериалу "Зловещие мертвецы". По окончании процедуры очищения головная боль снова отступила, но зато накатила слабость.
Я вышел из туалета шатающейся походкой, сознание уплывало, желаний осталось только три - выпить литра два чистой воды, уснуть и помыться. Именно в таком порядке я и выполнил первые два.
10.
Меня разбудил истошный визг на пределе слышимости, когда звук перестает ощущаться как звук и превращается в чистую боль. Глухой удар, нецензурная брань за стеной, тело отреагировало на ситуацию быстрее, чем измученный мозг успел ее осмыслить. Привычным жестом я протянул руку, но не обнаружил под рукой ни автомата, ни бронежилета. Я вдохнул воздух и непроизвольно сморщился в гримасе омерзения. Да уж, аромат специфический.
– Будьте вы прокляты!
– крикнула за стеной Анна Игнатьевна и вслед за этим что-то тяжелое рухнуло на пол, как будто мешок с картошкой сбросили с высоты примерно полутора метров.
Дверь распахнулась от могучего пинка и в комнату влетел атлетически сложенный лысоватый мужик лет сорока с пистолетом в руках и жвачкой во рту. Я успел принять нематериальность.
Комната наполнилась грохотом, пули летали по ней, как мухи по сараю, в двух местах зазвенело бьющееся стекло, мужик перехватил пистолет за ствол, краем глаза я уловил, что он не забыл поставить его на предохранитель, профессионал, мать его… короче, он ринулся в рукопашную.