Мифы Дальнего Востока. От хозяина тайги Дуэнте и шаманки Кытны до духов вулканов и мухоморных девушек
Шрифт:
Если сезон зимней рыбалки начинался неудачно, в середине зимы в честь тэму устраивали еще одно моление. Причем в этом случае пытались вызвать у тэму жалость, для чего в воду вместе с жертвенной пищей бросали всякий мусор и говорили: «Мы так обеднели, что вынуждены питаться мусором».
Повторяющиеся неудачи в промысле ульчи объясняли тем, что кто-то нарушил закон бережного отношения к водным обитателям и тем самым разгневал тэму.
Однажды и в море, и в амурских водах исчезла вся рыба. Изо дня в день рыбаки возвращались домой без улова. Начали люди голодать.
Полмесяца носило их по волнам. Съестные припасы закончились, шестеро рыбаков, один за другим, умерли с голоду. Остался в лодке один, последний. Наконец прибило его к незнакомому берегу.
Сошел рыбак на землю, отправился людей искать. Долго шел, но не встретил ни одного человека, не увидел ни одного селения и только уже поздним вечером заметил на вершине скалы одинокий домик. В окошке виднелся свет, над крышей вился дымок.
Деревня ульчи. 1861 г.
E. G. Ravenstein. The Russians on the Amur, 1861
Поднялся рыбак на скалу, зашел в дом. Видит — сидят у огня седые старик и старуха. В доме тепло, над огнем висит большой котел, и в нем кипит вода. Остановился рыбак у двери, поздоровался с хозяевами. Старик говорит: «Садись, сынок. Ты, наверное, голодный?» Отвечает рыбак: «Голодный. А шестеро моих товарищей от голода умерли». Говорит старуха: «Сейчас мы тебя накормим», а сама протягивает старику рыболовный крючок. Запустил старик крючок в котел, вытянул большую вареную рыбу. «Ешь, — говорит, — сынок, не стесняйся». Съел парень рыбу, а старик вытянул из котла вторую, потом третью. Наелся рыбак до отвала. Смотрит — огонь погас, а вместо котла образовалось прямо посреди дома большое озеро и плавает там разная рыба: и летняя кета, и осенняя горбуша.
Удивился рыбак, а старик говорит: «Мы с моей старухой — хозяева воды и всего, что в ней водится, — посылаем рыбу навстречу рыбакам, чтобы вам, людям, было чем кормиться. Да только в последнее время стали вы ловить рыбы больше, чем можете съесть. Много рыбы из-за этого испортилось, много рыб вы понапрасну загубили. Вот мы и перестали вам рыбу посылать, поэтому приходится вам голодать. Когда вернешься домой, объясни это своим родичам и односельчанам». Говорит парень: «Объясню непременно. Только как мне домой вернуться?»
Снял старик с полки деревянную охому и сказал: «Вот на этой посудине быстро до дома доберешься». Испугался парень: как на охоме море переплыть? А старик говорит: «Не бойся. Я буду следить, чтобы ты благополучно до дома добрался».
Тут стала охома величиной с лодку. Сел в нее парень, старик хлопнул по ее боку ладонью — и охому подхватило большой волной, понесло по морю. Утром солнце взошло за ее кормой, вечером ушло за горизонт перед носом. Достиг рыбак родного селения.
Выбежали ему навстречу родичи и односельчане, обрадовались: они ведь считали его погибшим. Рассказал парень обо всем, что с ним случилось, и о том, что велел передать
Жители селения наготовили много жертвенной пищи, отнесли на берег Амура, опустили в воду. Потом попросили у Тэму-эдени прощения и поклялись никогда больше не губить рыбу понапрасну. Клятву свою они держали крепко, и хозяева воды всегда посылали им хороший улов.
Целый ряд божеств и духов-хозяев был связан тайгой и охотничьим промыслом. Покровителем охотников считался и сам творец мира Ундё (Хадау). Ему совершали благодарственное моление, когда мальчик-подросток становился охотником и добывал своего первого соболя.
Помогал охотникам в промысле и дух-хозяин земли На-эдени, поскольку таежным охотникам вся земля представлялась тайгой. По своим функциям На-эдени был близок к хозяину тайги Дуэнте-эдени, представлявшемуся в образе огромного медведя с девятью горбами.
Как и у других тунгусо-маньчжурских народов, у ульчей существовал культ медведя и регулярно устраивался медвежий праздник. Во время этого праздника все ритуалы должны были соблюдаться неукоснительно, малейшее нарушение могло привести к тому, что медведь явится к своему хозяину обиженным на людей, и тогда с охотничьей удачей придется надолго распрощаться.
В одном из ульчских мифов рассказывается как раз о случае, казалось бы, мелкого нарушения ритуала, которое привело к весьма серьезным последствиям. Миф называется «Дорога таежного человека» и относится к так называемым судалини — особому жанру фольклора, представляющему собой руководства к проведению того или иного обрядового действа. Миф «Дорога таежного человека» — свод правил для проведения медвежьего праздника, однако его сюжет довольно сложный и насыщен интереснейшими бытовыми подробностями:
Жила одна девушка с двумя братьями. Однажды ей приснилось, что она должна выйти замуж за медведя — таежного человека.
Утром девушка сказала братьям: «Я не могу больше с вами жить. Уйду в тайгу и там медведицей стану». Опечалились братья, заплакали. Жалко им с сестрой расставаться. А сестра говорит: «Вы меня и моих детей-медвежат еще увидите. Я приду к вам во сне и расскажу, что надо делать, чтобы и таежным людям, и вам было хорошо».
Оделась она в праздничную одежду, надела украшения, взяла узорную сумку со своими принадлежностями для рукоделия и ушла в тайгу. Братья захотели взглянуть на сестру в последний раз, пошли по ее следам. Сначала были видны на дороге человеческие следы, потом превратились они в медвежьи.
Вернулись братья домой, а девушка, теперь уже ставшая молодой медведицей, вышла к реке, пошла вверх по течению, поднялась на сопку и увидела там берлогу, в которой спал большой медведь. Приоткрыл он один глаз, подвинулся, дал девушке место рядом с собой.
Осталась девушка жить в берлоге, и через некоторое время почувствовала, что беременна. Однажды утром проснулась она, смотрит — нет рядом мужа-медведя, а вместо берлоги человеческое жилище. И сама девушка снова стала человеком. Испугалась она, подумала: «Как же я рожать буду?» А ей кто-то отвечает: «Зачем беспокоишься? Думаешь, одна живешь? Мы все вместе живем!» Смотрит — и правда, не одна она в доме. На главном месте у очага сидит старик, на лавке у стены на женской половине — старуха, на мужской — мужчина помоложе.