Мифы революции 1917 года

Баландин Рудольф Константинович

И все-таки в словах Волошина чувствуется тон мэтра, представителя высокой культуры, вселенского полета мысли. Таким, возможно, и должен быть подлинный поэт. В отличие от него рабочий-пролетарий, лишенный доступа к культурным ценностям высшей пробы, имеет перед собой не призрачные, а реальные цели. Сводятся ли они только к созданию мещанского «райского уголка»? Для кого-то — да. Однако у многих и многих пролетариев устремления не столь примитивны.

Ближние цели, пожалуй, могут быть и такими. Кому не хочется жить в нормальных условиях? Но человеку, в отличие от животного, требуется удовлетворять и культурные, интеллектуальные потребности: в образовании, чтении, познании, приобщении к подлинному искусству. Пролетарий,

помимо материальных целей, имеет в виду и духовные, а потому он стремится к культурной революции. Для него в отличие от пресыщенного сноба она выражается не в причудах модернизма, а в освоении классического наследия.

Духовный бунт

В любом обществе всегда присутствуют не только политические, но и интеллектуальные экстремисты. Для них революция — явление не столько социально-политическое, научно-техническое или экономическое, сколько духовное. Они приветствуют крушение прежнего затхлого, застойного, по их мнению, общества и полное обновление жизни, культуры.

В чем оно выражается? В свободе от условностей и традиций в искусстве, литературе, одежде, поведении. Словно при геологическом катаклизме взламываются окаменелые пласты и выступают из недр расплавленные, вязкие, не оформленные в окончательном виде, но насыщенные энергией и пышущие жаром потоки лавы. В обществе возникает вспышка творческой энергии.

Так в умах решительно и новаторски настроенных интеллектуалов складывается миф о духовной революции. Одни ее представляют с позиций анархизма, другие — социализма, но в любом случае она антибуржуазна.

Профессиональным революционерам, ориентированным на политическую борьбу, подобные иллюзии чужды. Но при случае они готовы использовать их в собственных партийных целях.

Миф о революции духовной, интеллектуальной стал воплощаться в жизнь сразу же после падения самодержавия. А ведь время было тревожное и голодное, продолжалась мировая война и назревала Гражданская, пока еще вспыхивающая отдельными частными конфликтами. Казалось бы, когда грохочут выстрелы, музы должны молчать.

В интересной книге В.П. Лапшина «Художественная жизнь Москвы и Петрограда в 1917 году» (1983) убедительно показано, насколько активно работали в это бурное время выставочные центры, художественные салоны, поэтические кафе, театры, культурно-просветительные учреждения.

В Москве большой популярностью пользовалось «Кафе поэтов». На стенах — броские росписи Давида Бурлюка, Григория Якулова, Владислава Ходасевича, Владимира Татлина, Аристарха Лентулова. Со сцены — звучные строки стихов Василия Каменского, Владимира Маяковского, Велимира Хлебникова. Почти все поэты прямо или косвенно приветствовали революцию. Однажды вышел на сцену Каменский и, резко рубя слова, порой переходя на крик, читал свою поэму «Стенька Разин». Казалось, поэт сам готов примкнуть к разудалой вольнице:

Эй, сермяжники! Беритесь за привычку — Дорогих гостей встречать. Эй, гуляй — Сарынь на кичку! Наворачивай сплеча. Драли, Жрали Бары Долго Крепостную голытьбу. А теперь — Бунтует Волга За сермяжную судьбу.

Подчас грандиозным общественно-политическим событиям становилось «планов громадьё» деятелей искусств. Якулов предлагал воздвигнуть на Кузнецком Мосту Мировой вокзал искусства! Отсюда будут отправляться

в города и страны экспрессы новых достижений художеств. Откуда? Из кафе «Питтореск», которое оформляли известные художники.

Заявление Якулова было новаторским, революционным. Хотя плакат, который он написал к открытию кафе, напоминал парижские вывески по стилю и содержанию: рыжеволосая изящная девица с алыми губами, в шляпке с вуалеткой, в длинных перчатках… То ли актриса в драматической роли, то ли вариация на тему «Незнакомки» Александра Блока…

Казалось бы, происходят события катастрофические, раздавались голоса о гибели русской культуры и крушении России. Тем не менее в крупнейших городах страны культурная жизнь продолжалась, как ни в чем не бывало. В столице и Москве действовали постоянные выставки картин самых разных направлений. В Камерном театре — премьера пьесы Р. Лотара «Король-арлекин», В.Мейерхольд собирается ставить здесь пьесу П. Клоделя «Обмен»; успешно прошла премьера пантомимы «Ящик с игрушками» на музыку К. Дебюсси. В бывшем оперном театре Зимина, переименованном в театр Совета рабочих депутатов, премьера оперы «Евгений Онегин» Чайковского, а в Большом — оперы К. Сен-Санса «Самсон и Далила». В Художественном театре репетируют пьесу Блока «Роза и Крест»…

Одни интеллигенты последними словами проклинали Октябрьский переворот и власть большевиков, другие приветствовали молодой правящий класс и мировую революцию, третьи продолжали заниматься своей профессиональной работой в твердой уверенности, что политические пертурбации изменчивы и бренны, а искусство вечно.

Напрашивается аналогия общества и живого организма. Люди рождаются и умирают, а государство, страна остается жить. В нашем теле рождаются и отмирают отдельные клетки, а оно сохраняется. Общество подобно организму порой испытывает тяжелые кризисы — духовные и материальные или те и другие вместе, что и определяет суть революции. Подобные катастрофы приходится переживать и преодолевать.

Провозглашают новое государственное устройство? После Российской империи — республика? Ну и что тут особенного? Можно сменить имя и фамилию (так же как название государства), от этого мало что меняется. Есть нечто основное, главнейшее, определяющее устойчивость индивидуального или общественного организма.

Что же это? Народ и культура. Остаются города и села, фабрики и заводы — все то, что называют страной, с ее природой, естественной и искусственной, созданной людьми. Вот что не в силах изменить (тем более сразу) никакая революция.

В России поначалу произошли политические перемены. Их результаты должны были сказаться через несколько лет или десятилетий. Лозунги, похожие на мистические заклинания, не совершают чуда. Не возникнет новый мир по одному лишь страстному желанию отдельных вождей и даже миллионов граждан. Для этого требуется серьезная, долгая, кропотливая творческая работа. Люди не могут творить из ничего, единственно словом и волей своей.

Возможно, революция изменила русский народ — пробудила в нем энтузиазм и надежду на лучшее будущее. Возможно, именно эта надежда определила победу и Февральского, и Октябрьского переворотов. Во всяком случае, так считали, об этом мечтали, на это надеялись некоторые деятели искусств, поэты. Они жаждали обновления всего и всех. Раздались призывы «сбросить Пушкина с корабля современности».

Потом Россия шагнула в Неведомое. Стало ясно, что это совсем не похоже на земной рай. Да и откуда ему вдруг взяться?

А если это — пропасть? И началось падение? Или, как при крушении «Титаника», жизнь идет своим чередом, играют оркестры, танцуют пары, работают рестораны и кафе, поэты декламируют стихи, еще работают моторы, но страна уже обречена? Пройдет еще какой-то срок, и она перестанет существовать, медленно, но неотвратимо уйдет в небытие, поглощенная бездонным океаном истории…