Миг бытия так краток
Шрифт:
— Если бы мне не было приказано, я не велела бы тебе удалиться.
Поскольку Мороз прочел всю уцелевшую Библиотеку Человека, он решил ответить ей по-человечески.
— Спасибо, — сказал он.
На следующий день он извлек из земли камень и принялся обтесывать его специально изготовленными им для этого инструментами. Шесть дней он работал над камнем и лишь на седьмой оценил то, что получилось.
— Когда ты выпустишь меня? — напомнил из своей камеры Мордел.
— Когда
Он открыл камеру, и Мордел спустился на землю. Перед ним была статуя: старуха, согнувшаяся, словно вопросительный знак, ее костлявые руки с растопыренными пальцами прикрывали искаженное ужасом лицо.
— Это превосходная копия, — сказал Мордел, — той статуи, что мы видели в Ярком Ущелье. Зачем ты ее изготовил?
— Создание произведений искусства вызывает, предположительно, такие человеческие чувства, как катарсис, гордость достигнутым, любовь, удовлетворение.
— Все именно так, Мороз, — подтвердил Мордел. — Но произведение искусства является таковым только в первый раз. После этого оно копия.
— Должно быть, именно поэтому-то я ничего и не почувствовал.
— Наверно, Мороз.
— Что значит «наверно»? Тогда я создам произведение искусства в первый раз.
Он извлек из земли камень и набросился на него со своими инструментами. Три дня он трудился и, наконец, сообщил:
— Вот, закончено.
— Это же просто каменный куб, — удивился Мордел. — Что он собой представляет?
— Меня, — ответил Мороз. — Эта статуя изображает меня. Меньше естественных размеров — потому что она представляет собой мою форму, а не измере…
— Это не искусство, — заявил Мордел.
— Что делает тебя художественным критиком?
— Я не знаю искусства, но я знаю, что не относится к нему. И я уверен, что точное воспроизведение объекта другими средствами не является его задачей.
— Вот, значит, в чем дело, — Мороз забрал обратно Мордела в камеру и поднялся в воздух, оставив в пустыне две статуи: старуху, согнувшуюся над кубом.
Они опустились в небольшой долине, спрятавшейся среди зеленых пологих холмов и прорезанной узким ручьем, который бежал в маленькое чистое озеро, окруженное островками по-весеннему зеленых деревьев.
— Почему мы прилетели сюда? — спросил Мордел.
— Потому что тут подходящее окружение, — ответил Мороз. — Я собираюсь попробовать другое средство самовыражения — живопись. И я собираюсь усложнить задачу, отказавшись от техники чистого воспроизведения.
— Как ты этого добьешься?
— На основе случайного выбора, — объяснил Мороз. — Я не буду пытаться дублировать цвета и воспроизводить объекты в натуральном масштабе. Я намерен случайным образом варьировать некоторые факторы, так что изображение будет отличаться от оригинала.
Мороз
Деревья на полотне вышли голубыми и возвышались, словно горы; их крошечные отражения цвета жженой сиены плавали на бледной киновари озера. Холмов позади рощи вообще не было видно, зато их зеленые контуры тоже отражались в воде. Небо, сверкающее голубой лазурью в верхнем правом углу полотна, постепенно переходило в оранжевые тона, словно все деревья были охвачены огнем.
— Вот, — молвил Мороз. — Смотри.
Мордел долгое время внимательно изучал картину и ничего не говорил.
— Ну, это искусство?
— Не знаю, — произнес Мордел. — Может быть. Наверно, случайный выбор можно рассматривать как один из способов художественной техники. Я не могу судить об этом произведении, потому что не понимаю его. Человеческие картины будили желание вникнуть в них, разобраться, что за ними стоит, а не только исследовать технику, посредством которой они были созданы.
Он помолчал и добавил:
— Я знаю, что Человеческие художники никогда не задавались целью создать искусство как таковое, но, скорей, стремились передать с помощью определенной живописной техники какие-то характерные черты объектов — те, которые они считали важными.
— Важными? В каком смысле?
— В единственном смысле, возможном при данных обстоятельствах: важными по отношению к условиям Человеческого существования, заслуживающими воспроизведения и передачи из-за чувств, которые они вызывали.
— И в какой же манере?
— Очевидно, в манере, известной только тому, кто испытал условия Человеческого существования.
— Где-то в твоей логике есть изъян, Мордел, и я найду его.
— Я подожду.
— Если твоя исходная предпосылка верна, — произнес через некоторое время Мороз, — то мне не постигнуть искусства.
— Она должна быть верна, потому что именно так говорили Человеческие художники. Скажи мне, ты испытывал какие-то чувства, когда рисовал или после того как закончил картину?
— Нет.
— Все было точно так же, как если бы ты проектировал новую машину, не правда ли? Ты собрал части известных тебе устройств в экономную схему, предназначенную для выполнения желательных тебе функций.
— Да.
— Искусство, как я понимаю его теорию, не создается на такой лад. Художник зачастую сам не сознает многих особенностей, которые будут содержаться в законченном произведении. Ты — одно из логических созданий Человека, а искусство им не было.
— Я не могу постигнуть то, что не относится к логике.