Микеле
Шрифт:
Кантор теперь замолчала надолго. Ее внимательный слушатель тихо сидел, улавливая еле слышный стрекот сверчка. Наконец она вынырнула из воспоминаний, повернулась к гостю и продолжила более оптимистичным тоном:
– К моему огромному счастью, у Карла хватило благоразумия не подать на развод после тридцати лет совместной жизни. После меня у него было много женщин, но ни одна не задерживалась более трех-четырех месяцев. Умер муж вскоре после гибели Матео от сердечной недостаточности.
Один в большой квартире.
Без любви.
Без семьи.
Печальная история жизни, сломленная незнакомым самоубийцей… У меня остались только воспоминания
– Ну что вы, Андреа. Мне интересно узнать о вашей жизни. Все так сложно и печально…
– Ах, Саша, это только ее маленький кусочек. Чтобы рассказать всю мою жизнь, потребуется не один вечер. Но я рада, что в твоем лице я нашла внимательного слушателя и заинтересованного собеседника. У нас говорят так: супруга дарят небеса, талант мы находим сами, а соседей посылает судьба. Не знаю, на каком крутом повороте судьба решила устоить нашу с тобой встречу, но, думаю, что произошла она не случайно. А теперь давай прощаться. Завтра у тебя трудный день. Позвони, когда вернешься из своей России, я встречу тебя в аэропорту. Если, конечно, захочешь.
– Спасибо за щедрое предложение, но вынужден отказаться. Меня встретит мой сотрудник, у нас договоренность. Я обязательно позвоню, когда приеду. Думаю, что пробуду на родине не более шести-семи недель. Спокойной ночи и до встречи!
Они попрощались, еще не зная о том, что следующая их встреча состоится в больничной палате.
Глава 4 Палермо, Италия
Данте Алессандро Масси сидел на огромной террасе и смотрел вдаль, на расстилающуюся вдали панораму родного Палермо. Руки его лежали на подлокотниках старинного кресла, а голова покоилась на высокой, чуть изогнутой назад спинке. Он размышлял о том, каким образом на последних аукционных торгах бронзовая скульптура Альберто Джиакометти могла буквально уплыть у него из-под носа. Могущественный дон успел наказать маклера за то, что тот своей нерасторопностью доставил ему несколько неприятных минут. Теперь этот мужчина вряд ли найдет новое место работы, разве что сменит профессию. Впрочем, даже суровое наказание дела не меняло: место, приготовленное для скульптуры, оставалось пустым.
Дон Масси принадлежал к одной из могущественных семей Сицилии. С самого детства он знал, что его и желания любого мужчины его семьи должны быть исполнены. Сколько себя помнил, недоразумений у богатого и влиятельного дона случалось немного. И эта недостающая в его громадном собрании скульптура больно ударила коллекционера по самолюбию. Сам он охотно помогал друзьям и всем, кто обращался к нему за помощью. Теперь же помощь требовалась ему самому.
Дон Масси размышлял о превратностях судьбы до тех пор, пока на террасу не впорхнула его дочь Джулиана. Это единственное бесценное сокровище оставила ему жена Дамиана, умершая с рождением последнего сына.
Данте Алессандро счастливо прожил с Дамианой почти пятнадцать лет. За это время она родила мужу дочку и пятерых сыновей, ни один из которых не выжил. Женщина корила себя, что не может подарить мужу наследника: мальчики рождались мертвыми, умирали вскоре после родов, или не доживали до года. Несчастный отец не разубеждал жену в ее мыслях.
– Святая Розалия, – шептал он еле слышно, стоя на коленях в соборе Санта-Мария-Ассунта перед чудодейственными мощами покровительницы Палермо, – исцели мою жену, как когда-то исцелила и спасла наш город от проклятой чумы. Помоги мне, дай хоть одного
То ли молитвы могущественного дона оказались не столь усердны, то ли он не получил индульгенцию от высших сил за многочисленные грехи, но Святая Розалия не просто не захотела излечить Дамиану, но и забрала к себе вместе с последним мертворожденным сыном.
После смерти жены Данте Алессандро Масси на два года заперся в своем поместье. Он ограничил все деловые встречи, потеряв на этом немало денег. Потеря денег, впрочем, не тревожила дона. Он знал, что заработает еще больше, если захочет и теперь его волновало совсем другое. Два года несчастный вдовец искал себя, спрашивал, как жить дальше и чего он хочет от жизни.
Вопросы разрывали его сердце.
Неопредленность кружила голову.
Душа болела и не находила ответов.
За это время он даже не приближался к женской половине дома. На ней после смерти жены проживала дочь Джулиана, о которой заботились бездетная сестра дона, Перлита Масси и старая няня, дальняя родственница семьи.
– Алессандро, неужели ты не хочешь хоть взглянуть на дочь? – часто спрашивала Перлита. – Девочка постоянно спрашивает о тебе. Не лишай ее и отца, ведь мать она уже потеряла.
– Сестра, я благодарен тебе за то, что ты пытаешься заменить Джулиане умершую мать. Но не заставляй меня сейчас видеться с дочерью. Со смертью Дамианы я потерял не только жену, но и надежду получить наследника. Что может быть хуже и безжалостней, чем потерять надежду на продолжение рода?
– Но девочка…
– Молчи, Перлита. Мне нужно вначале прийти в себя.
Ты еще не знаешь всего, что меня печалит.
Когда я решу, как мне жить дальше, сообщу тебе. Джулиана знает, что у нее есть отец, который ее любит и никогда не бросит. Этого достаточно. Когда-нибудь я смогу все объяснить и она меня обязательно поймет. А сейчас оставь меня в покое и больше не говори о дочери. Ты будешь первой, кому я сообщу свое решение.
Только через долгих два с лишним года дон Масси принял окончательное решение о жизни семьи. Слово, данное сестре, он сдержал. Однажды вечером он пригласил ее в рабочую комнату для разговора.
– Перлита, ты знаешь мою жизнь так же хорошо, как и я, а теперь узнаешь еще лучше. Мне тяжело об этом говорить, но ты – моя сестра, поэтому достойна доверия. Тебе известно, с каким нетерпением я ожидал появления наследника и продолжателя семейного дела. После смерти второго сына я исповедовался у падре и просил его благословения. Он хорошо понимал мою проблему и сказал, что прижить сына от чужой женщины не грех, если жена не может родить.
– Алессандро, если уж ты хочешь рассказать все, то скажи, в обмен на какое пожертвование ты получил такое благословение? – На дона уставились осуждающие глаза сестры.
– Мое пожертвование на церковь не имеет ничего общего с благословением. Слушай и не перебивай!
Голос главы семейства зазвучал сердито. Он встал с места, подошел к высокому окну и остался стоять спиной к сидящей сестре. Неловкость за неприятный разговор он спрятал за нарочитую позу. Ему необходимо было высказать все, что он носил в себе многие годы. Лучшего слушателя, чем Перлита, он не желал.