Миклош Акли, или история королевского шута.
Шрифт:
Там и сам образовалась небольшая грязь, и стройной девочке пришлось приподнять подол юбочки с двух сторон, чтобы она не запачкалась. А в наиболее опасных местах, где в грязи можно было оставить и туфельки, либо нужно было прыгать, либо - и тогдашний этикет даже требовал этого, - кавалер без долгих разговоров подхватывал свою даму за талию и на руках переносил через лужи. Тогда никто не считал это ни прегрешением против скромности, ни бесстыдным приставанием. Старый честный мир судил о вещах не так, как мир наш,
И Акли перенес девочку через две-три лужи, пока, наконец, они не добрались до первой одинокой скамейки под огромным платаном, чья крона заботливо склонялась над скамейкой, на которой было вырезано столько имен и инициалов, что не было им числа. И хотя рунические письмена Амура самые простые на свете, и все видят их и всякий может прочесть на скамейках, на зарубцевавшихся ранах на коре деревьев - все же каждая буква этих надписей- тайна.
– Вот здесь нам никто не помешает поговорить, - сказал Акли.
– Люди здесь почти не ходят.
Они рядышком сели на скамейку.
– Смотрите, смотрите!
– вдруг восторженно вскричала девушка, увидев белку, карабкавшуюся на дерево напротив. Однако Миклоша в этот момент ни капельки не интересовала проворная белка. Он серьезным, пожалуй, даже печальным взглядом посмотрел в глаза Илоны Ковач.
– Давайте оставим на время эти пустяки, Илушка. Вы стали уже взрослой девушкой, пора вам подумать и о женихе. Вы стоите на пороге очень важного решения, поэтому сделайтесь серьезной и слушайте меня внимательно.
– Уже, слушаю вас внимательно! Вот посмотрите сами на меня!
С этими словами она насупила брови, наморщила лобик, вытаращила глазки и опустила вниз уголки рта, точь-в-точь изображая хозяйку пансиона. Она была так прелестная в этой своей игре, что Акли пришлось поспешно отвести от нее взгляд.
– Я хотел бы от вас, - сказал он, - прежде всего искренности. Пообещайте, что все так и будет!
– Обещаю, - отвечала девушка, в точности подражая голосу мадам Сильваши.
– У вас есть одна тайна, барышня.
– Он украдкой, но испытующе посмотрел на нее. Девушка вздрогнула, с лица сбежало все напускное, и оно густо покраснело, а головка стыдливо поникла.
– Откуда вы об этом знаете?
– пролепетала она едва слышно.
– Значит - правда?
– с болью в голосе вскричал Акли.
– Вы любите его?
– Чуточку, - призналась Илонка, - пожала плечами.
– А что, это такой великий грех? Упрямо переспросила она. Акли не отвечал, в глазах у него все помутилось, деревья заплясали в странном хороводе, и даже крыши домов, стоявших по-за деревьями парка, пустились в пляс вместе с дымящимися печными трубами, норовя наскочить друг на друга, словно бодающиеся быки. В
– Это мне как раз и было важно знать, - пролепетал он невнятно, весь бледный.
– Только это... Больше ничего!..
Он умолк, глядя перед собой в одну точку, тупо, ничего не выражающим взглядом. Перепугавшись, не выдал ли он того, что кипело у него в груди, он поспешил взять себя в руки и с напускным безразличием спросил:
– И когда это произошло?
– Прошлой зимой.
– При посредничестве мадемуазель Сепеши?
– Да. Она знает об этом. Но виновна во всем только я одна.
Акли подавил готовый вырваться из груди вздох, а затем, словно врач к болезненной операции, приступил к исполнению своего служебного долга.
– Я уполномочен, барышня, известить вас, что предмет нашей с вами беседы был сегодня в Бурге.
– Кто? Какой предмет? Клара Сепеши?
– Нет, не Клара. А он сам, собственной персоной.
– Он? Как это? Как это?
– Да, да - он! Ваш любимец, предмет вашего обожания. Явился и во всем признался. В присутствии его императорского величества.
Тут девушка не выдержала и, звонко рассмеявшись, вскочила.
– Ой, да перестаньте же вы, Клипи-Липи! Так перепугать меня! Вы - злой человек! С вашими дурными шуточками. Только теперь я вижу, что вы меня разыгрываете.
– Клянусь вам, что он действительно был там.
– Но кто мог доставить его туда?
– Сам явился и устроил грандиозный скандал!
– Кто? Бидон с вареньем?
– Какой еще бидон? Какое варенье?
– Варенье? То самое, о котором я вам все время твержу.
– Ничего не понимаю, - снова забормотал Акли смущенно.
– И я тоже. О чем, собственно, мы с вами говорим? Разве не о нем?
– Нет, конечно!
– Но вы же спросили меня о моей тайне? А у меня только эта тайна и есть. Значит вы ничего о ней не знали? А какой же вы нехороший! Так обмануть меня. А я, глупышка, все вам разболтала.
Она и смеялась и сердилась, надув губки и гневно грозя кулачком.
– Ну погодите, отольются кошке мышкины слезки!
Акли же так обрадовался столь неожиданному обороту дела, что даже облизнулся. Будто ему самому мазнули медом по губам.
– И никакая вы не глупышка! А настоящий маленький мудрец. Совершенно точно. Я тоже заметил, что вроде мы о двух разных вещах говорим. Ну ничего, мало-помалу разобрались. Однако давайте рассмотрим поближе сначала одну из этих двух вещей. Так что же там было с этим вашим бидоном варенья?
– Не скажу!
– топнув ножкой, заявила девушка.
– Теперь уж ни за что!
– А если я очень, очень попрошу.
– И тогда нет.
– Плачу за добро добром. Не за так прошу. А ну взгляните, что у меня в руке.