Миклош Акли, или история королевского шута.

Миксат Кальман

– О!
– вскричала вдруг оживляясь девушка.
– И что же вы выберете?

– Уже выбрал, - отвечал Акли с сокрушающим спокойствием.

– Что же?
– глухо, едва слышным голосом прошептала девушка.

Акли взглянул на нее, и под теплом его взгляда из глубины души девушки вдруг забил источник знания. Лицо ее вспыхнуло, она потупила взор.

– Ну, угадайте же!
– подбадривал ее Акли.

– Не знаю, ничего не знаю, - тихо повторяла она.

– Ну и что я должен ему ответить?
– прошептал он. (В изложении мадемуазель Харди госпоже Сильваши

это прошло как "неразборчивые слова"). Девушка испуганно вскинула руки кверху, протестуя.

– Нет, нет...

– Какая вы странная!
– обиделся Акли.
– То требуете, чтобы я открыл вам одну тайну, то не хотите, чтобы я вам открыл тайну другую.

– А если мне стыдно!
– пролепетала она тихо и закрыла круженным платком свое сияющее от радости лицо.
– Мне так стыдно...

– Но вы угадали?
– упрямо и жадно допытывался мужчина.

Она молча кивнула головой, вскочила и выбежала из комнаты.

В этот вечер ему больше так и не удалось ее выманить. Она заперлась у себя, бросилась на кровать и негромко заплакала. Акли посылал за ней всевозможных посланцев, уговаривал выйти на одну только минуточку, на одно-единственное словечка, но им так и не удалось ее уговорить. В конце-концов Миклошу пришла в голову идея попросить у мадемуазель Харди ее черную дощечку и грифель и, написав на ней свою просьбу, он послал к Илонке папашу Димитрия, чтобы она прислала ему написанный на дощечке всего одним словечком ответ.

Димитрий принес дощечку, на ней стояли написанные почерком Илонки три слова:

– Что ответил император?

В ответ Акли написал: "Император дал мне то, что я попросил. А что ответит мне Незабудка?"

Димитрий снова ушел и снова вернулся. На этот раз на табличке было еще больше слов: "Незабудка все еще сердится на противного господина Акли и не может на него смотреть. Но когда она поспит и гнев ее пройдет, она готова повиноваться императору, потому что Незабудка очень, очень любит... его величество".

Надо сказать, Акли остался доволен таким ответом и спокойно отправился домой, потому что чутьем психолога он прочитал в этих строках такой смысл: "Незабудка сейчас очень потрясена и не смеет взглянуть в глаза Акли. Но, проведя бессонную ночь, она привыкнет к мысли, что скоро станет его женой и весело примчится в его объятия. Потому что Незабудка очень, очень любит... своего Акли".

Глава XIV

Господин вице-губернатор в большом почете.

Очень трудно обращаться с этими маленькими крошками. Даже любовь их упрятана в такое множество всякого рода прихотей - одежек, что нужно проявить немалое мастерство, чтобы снять их. Правда, это сладкое мастерство. И может быть природе именно так и угодно, - чтобы сладкий плод добывался ценою определенных усилий. Вот к примеру орех. Он хочет, чтобы его раскрыли, тем не менее одевается в две скорлупки, в две брони в зеленую и в твердую как кость, хотя вторая скорлупа уже заранее вырастает разделенная на две половинки. Значит орех

желает, чтобы его раскрыли? И все равно не поддается. Приходится приложить силу, да еще он не всегда поддается и силе. Тогда приходится разбивать его ударом чего-нибудь тяжелого. Вот такой забавный плод этот орех.

Ну а любовь? Она требует к себе еще больше внимания. Удовлетворение ее требований и есть самая великая поэзия! Когда брак заключен, все становится более или менее прозаичным, но период ухаживания - он всегда неповторим и многообразен. Это целое путешествие в Страну фей, где по пути столько очаровательных этапов. В той стране даже дождь проливной идет, он всего лишь моросит, если наплывает туча, она всего лишь - облачко, белый барашек, если налетит буря, ее можно прогнать одним печальным вздохом, если все затянет туча и мрак, то и их прогонят единственная веселая улыбка. Так что было предостаточно разных "сцен", пока Незабудка превратилась в давшую согласие невесту.

Собирать приданое было поручено графу Коловрату, и его величество в эти дни в полушутливом тоне, правда, но все рано горестно жаловался своему окружению, когда хотел что-нибудь вычеркнуть из статьи расходов:

– Не забывайте, что у меня две дочери в этом году на выданье.

Свадьба принцессы Марии-Луизы была назначена на весну. В апреле в сопровождении блестящей свиты и прислуги ее повезут к грозному покорителю мира, ее жениху во Францию.

Акли же добивался, чтобы его свадьбу назначили на первое марта.

Шумной и полной блеска была масленица в том году при дворе. У всех на языке были только две темы: вывоз в свет Марии-Луизы и вскоре после этого - прощание двора с будущей французской императрицей... Скупой император Франц не любил таких расточительных затей, но императрица Людовика настояла:

"Должно быть так и только так". Действительно что сказал бы мир? Принцессу из дома Габсбургов не в канаве нашли, чтобы отослать затем к жениху так просто, незаметненько, как какую-нибудь гувернантку.

– Не в канаве нашли, - вздыхал огорченно Франц, но ради политики бросаете в грязную канаву. И для этого печального зрелища я же еще должен устроить фейерверк?

В конце-концов супруги договорились, - в таких случаях всегда верх одерживает женщина, - что празднества состоятся, но в самом узком семейном кругу: будут приглашены лишь доверенные правящему дому столпы общества. Император полагал, что так все обойдется дешевле, высшая же аристократия думала, что так намного величественнее и знатнее. И любой ценой стремилась заполучить приглашение.

Из разосланных "пригласительных билетов", как всегда, только самая малость была отправлена в Венгрию. Из венгерской знати пригласили лишь самых крупных олигархов: Эстерхази, Палфи, Баттяни, Надашди, рыцарей Ордена Золотое руно, из тайных советников вообще только четырех. Из Трансильвании - губернатора, из Хорватии - бана⁴⁴. О, попасть на придворный бал тогда еще было великой честью.

Потому все и удивились, когда при составлении списка приглашенных император продиктовал министру двора такое имя: