Мила Рудик и руины Харакса
Шрифт:
Теперь понятно, отчего в Алюмине вдруг проснулась храбрость, подумала Мила. Когда поблизости братец, можно побыть и смелой для разнообразия.
— Ты угрожаешь моей сестре, Рудик?
Мила сцепила зубы, но, быстро взяв себя в руки, спокойно ответила:
— Если Алюмина тронет Бледо, она за это ответит.
— Да ну? — Лютов, изображая удивление, приподнял бровь. — И что ты сделаешь?
— Увидишь, — пообещала Мила.
Лютов зло ухмыльнулся.
— Хочу увидеть.
Потом глянул на сестру, кивнул
— Садани его чем-нибудь.
Алюмина заулыбалась во весь рот и торжествующе посмотрела на Милу — казалось, она сейчас покажет ей язык.
— Алюмина, пожалеешь, — сдержанно предупредила ее Мила.
— Отстань! — скривив толстую физиономию, отмахнулась та и, резко вскинув руку с перстнем в сторону Бледо, воскликнула: — Ирригацио лакрима!
Мила даже не успела удивиться — это было заклинание, с помощью которого Ромка на первом курсе заставил Алюмину рыдать на виду у всего Театра Привидений. Видимо, Алюмина до сих пор считала, что это сотворила с ней Мила, и решила таким образом отомстить. Но ее постигла неудача. Почти одновременно с ней Мила вскинула руку с карбункулом и воскликнула:
— Каприоле!
Алюмина дико выпучила глаза и громко пискнула, когда ее тучное тело подпрыгнуло как резиновый мячик. Одновременно струя света из ее перстня прошла гораздо выше головы Бледо.
— Детское заклинание, Рудик, — прошипел, снисходительно усмехаясь, Лютов. — И этим ты угрожала моей сестре? Даже смешно.
Мила успела лишь повернуть голову в его сторону, как он громко произнес:
— Декаденция!
Голос Лютова взорвался в голове Милы, когда невидимая волна ударила ее в живот и отбросила на несколько метров назад. Упав на спину, Мила почувствовала себя так, будто из нее разом вышибли весь дух. Несколько секунд она не могла вздохнуть, глядя в потолок, который почему-то плыл у нее перед глазами. И в эту минуту в коридоре раздался голос, в котором было столько ярости, что Мила могла поклясться — стены Думгрота задрожали.
— НИЛ!
В глазах Милы начало проясняться, и она поспешно подняла голову, одновременно делая попытку приподняться. Сначала она увидела Ромку, Белку и других меченосцев, бегущих по лестнице к ней на помощь, и только потом, повернув голову, — Гарика.
Мила даже испугалась — она еще никогда не видела у него такого лица. Гарик был в бешенстве, но его бешенство было холодным как лед. Только синие глаза метали молнии. Широкими шагами приближаясь к Лютову, он произносил каждое слово так, словно бил Лютова плеткой.
— Наскучили детские заклинания, Нил? Хочешь взрослой магии? Обещаю, сейчас ты не захочешь смеяться.
Гарик вскинул руку с золотистым топазом, и все, кто был в коридоре, хором ахнули, когда невидимая сила подбросила
— Ты зря поднял руку на мою девушку, Нил, — яростно прошептал Гарик.
В глазах Лютова промелькнуло удивление и недоверие.
— И это ведь не в первый раз, верно? — спросил Гарик.
Лютов не отвечал.
— Я не могу тебе позволить снова напасть на Милу. Поэтому мы сделаем вот что.
Лютов, словно гвоздями прибитый к стене, тщетно вертел шеей во все стороны, пытаясь освободиться от чар, но тут Мила заметила, что из перстня Гарика стал просачиваться наружу густой золотистый туман. Несколько мгновений спустя между Гариком и Лютовым зависло целое облако сияющего золотого тумана. Посмотрев в это облако, Лютов яростно зарычал, словно понял что-то, чего пока еще не понимала Мила, и забился на стене, как муха, угодившая в клей.
— САКРАМЕНТУМ. ЛИТОС. МОРТИС.
Гарик не выкрикивал слова заклинания. Его голос звучал спокойно и твердо. В этих словах Миле послышалась какая-то зловещая неотвратимость. Она не знала, что они могут означать.
Одновременно из облака золотого тумана в Лютова ударила, окутав все его тело, вспышка света. Глаза Милы поползли на лоб, когда она заметила, что прижатые к стене невидимой силой ноги и руки Лютова каменеют. К его лицу прилила кровь. Кажется, ему было трудно дышать. Однако в черных глазах не было ни страха, ни уступки — только бешеная ярость.
— Теперь ты должен сказать, что ты больше никогда не тронешь ее, Нил, и все закончится, — убеждал его Гарик.
В его голосе звучала сталь. Мила даже не представляла, что Гарик может быть таким: жестким, холодным, безжалостным.
Его рука с перстнем все так же смотрела в лицо Лютову. Золотой туман пульсировал все ярче, казалось, он вбирает в себя воздух.
Лютов смотрел на Гарика с такой всепоглощающей ненавистью, что Мила невольно сглотнула подкативший к горлу комок. На висках и на лбу Лютова набухли вены, все лицо покрылось мелким бисером пота. Мила вдруг поняла, что он ничего не скажет, даже если Гарик в ярости окончательно превратит его в камень. Он будет упрямо молчать даже под угрозой смерти.
— Нил, черт возьми, ты должен сказать, что не тронешь ее, — процедил сквозь зубы Гарик.
Из облака золотого тумана хлынула новая струя света на фигуру Лютова, словно сросшуюся со стеной. Его тело тут же начало каменеть с удвоенной скоростью. Колени и локти Лютова уже были частью жуткой каменной скульптуры.
— Гарик, он не скажет! — срывающимся голосом воскликнула Мила.
Гарик на секунду обернулся и встретился с ней взглядом.
— Он задыхается, — пояснила она. — Он не может говорить, он не скажет!