Милая любовь
Шрифт:
– Я тебя умоляю, мама! Нравственно устойчивый? Это с виду он такой весь
правильный, а копни поглубже...
– Мне достаточно того, что я вижу!
– отрезала мама.
– Так ты согласна на мои
условия?
– А у меня есть выбор? Ты умеешь загнать в угол...
– Тебя загонишь...
– вздохнула мама.
– С тобой по другому невозможно, Мила. Ты
же упрямая, как... Вся в отца. Это ты не оставляешь мне выбора.
– Ладно, мам. Давай не будем разводить
подтягиваю оценки по предметам, а ты подписываешь договор, заверенный у
нотариуса, что обязуешься оплатить мою учебу в мастерской Марининой,
проживание на съемной квартире. Ну и... прочие расходы. По рукам?
Мама как-то обреченно вздохнула, немного помолчала, затем протянула руку и
пожала мою вымазанную в краске ладонь.
– По рукам.
Я ненавидела утро. Ненавидела овсянку, которую мама неизменно готовила на
завтрак. Ненавидела дорогу в школу.
Закинув рюкзак за спину и воткнув наушники, я брела от остановки с видом
человека, идущего на казнь. Я пообещала матери поговорить с Арсением
Валерьевичем и вчера мне казалось это вполне осуществимым. Ну что мне стоит
подойти к нему и попросить для себя дополнительные часы? Не исключено, что в
восторге от этого он не будет. Может скривится немного. Вздернет этак удивленно
– или насмешливо - одну бровь. Но как отказать дочери директрисы? У него, как и
у меня, нет выбора. А так может "премию" получит в благодарность от Аллы
Викторовны. Мама у меня человек благодарный и об оказанных ей услугах не
забывает. Тем более, что наш Арсений Валерьевич не женат и девушки постоянной
не имеет - если верить слухам, конечно. Так что времени у него - хоть отбавляй.
Черт! Кислицына машет. Эта странная девчонка вдруг ни с того ни с сего решила,
что я остро нуждаюсь в жилетке, в которую могла бы поплакаться - если что. Она
так и сказала: "Обращайся, если что." Ага. Бегу и падаю. С чего она это взяла, я до
сих пор не понимала. Уже недели две как она делила со мной парту - обычно я
сидела одна, зачастую на задних рядах - и, возомнив себя моей закадычной
подружкой, всячески выпытывала подробности наших с Темным отношений. Не
иначе кем-то подослана. Но я орешек крепкий. И не такие зубы об меня ломали. Я
наплела ей, что мы с Темным до сих пор любим друг друга и ждем
совершеннолетия, чтобы пожениться. Ну прямо как современные Ромео и
Джульетта! Ксюха горестно вздыхала, даже слезу пустила - так ее взволновала
история нашей несчастной любви. В результате это она рыдала на моей довольно
скромной - по современным меркам -
черные следы от туши. Похлопав "подругу" по плечу, я заверила ее, что лить слезы
пока еще рано. Мы с Темным так просто не сдадимся и будем бороться за свою
любовь - на зло всему миру. Согласиться ли она на роль подружки невесты на
нашей свадьбе? Слезы тут же высохли на наращенных ресницах Ксюхи. Она
просияла.
Ну ладно, с этой все ясно. Что, собственно, делать с Темным? Его нахальная
улыбка и антрацитово-черные глаза до сих пор снились мне по ночам. Да он и в
реале не давал мне покоя. Зажимал по углам и требовал объяснений, а я лишь
кусала губы и, улучшив момент, по-детски сбегала. Конечно, он злился. Я хорошо
помнила тот день, когда сообщила ему, что между нами все кончено, как сжалась
его челюсть и побелели костяшки на кулаках, когда он, замахнувшись на меня,
отвел тяжелый взгляд и что есть силы ударил в стену за моей спиной. Я закусила
до крови губу, по привычке придерживаясь когда-то заключенной с самой собой
договоренности, что как бы не было больно, я не буду плакать. Весь свой слезный
лимит я исчерпала, когда погиб отец. Для Темного мои слезы означали бы
зеленый свет. А пустых надежд я давать не хотела. Все кончено - и точка.
Переживет он, переживу и я. Тем более, что я не первая у него и далеко не
последняя. Пройдет неделя-другая, и он забудет мое имя, и наши с ним отношения
останутся в прошлом.
– Ну что, Милка, готова к экзекуции?
– подхватила меня под локоток Ксюха.
– Я
пол ночи учила эту дребедень.
– Я тоже.
На этот раз я не лукавила. Учить стихи для меня то еще наказание. Но если
выучила, то на всю оставшуюся жизнь. Запоминалось надолго.
К кабинету литературы мы подошли в пятнадцать минут восьмого. Я громко
постучала. Тишина.
Блин. Это еще что такое? Неужели наш литературный гуру опаздывает?
Я толкнула дверь и замерла с отвалившейся челюстью. Ксюха за моей спиной
пораженно охнула, затем захихикала.
Наш Арсений Валерьевич, одетый как всегда с иголочки, стоял возле доски и как-
то уж очень равнодушно целовался с Катькой Перовой из параллельного класса.
Или отвечал на поцелуй. Или был застигнут врасплох. Так сразу и не поймешь.
Заметив нас краем глаза, Арсений Валерьевич обхватил Катю за талию и
буквально оторвал от себя. Хм. Смущенным и виноватым он не выглядел. Лишь
немного уставшим. Понятно. Катька подлым образом совращает нашего учителя.