Милая любовь
Шрифт:
– Если бы они у меня были, я бы не спорила, - раздраженно нахмурилась я.
– Так
ты со мной? Или мы больше не подруги?
Я умела не церемониться и расставлять все точки над "i".
– Я с тобой, - после легкой заминки произнесла Ксюха.
– Помогу, чем смогу.
– Я знала, что могу на тебя положиться, - похлопала я ее по плечу.
Подняла глаза и увидела входящего в столовую Арсения Валерьевича. Он
улыбнулся мне - весело, по-доброму - и сделал
нему. Я нахмурилась. Хм. Это что-то новенькое.
– Мила, я могу поговорить с вами наедине?
– спросил он, когда я приблизилась к
нему.
Неуверенно кивнула. Как-то странно все это. Или он клюнул на меня? Так
быстро? Вот удача!
Я улыбнулась своим мыслям. Арсений Валерьевич, заметив мою улыбку,
насмешливо вздернул брови.
– Я вижу, Мила, у вас сегодня хорошее настроение?
– Да уж!
– Надеюсь, оно станет еще лучше, если я сообщу вам, что готов заниматься с вами
в течении этого года.
Я сглотнула.
– Но вы же говорили, что... у вас нет времени.
Он улыбнулся. Я замерла, пораженная - настолько теплой и доброй была эта
улыбка.
– К счастью, у меня изменились обстоятельства. И я готов уделить вам столько
времени, сколько понадобится, чтобы наверстать упущенное.
– Вы уверены?
– Конечно, я уверен, - рассмеялся учитель.
– Мне жаль, что пришлось отказать вам
в прошлый раз. Надеюсь, вы не сильно обиделись на меня за это?
Я отрицательно покачала головой. Чертов комок застрял в горле, и слова не шли с
языка.
Арсений Валерьевич как-то странно посмотрел на меня. Под его изучающим
взглядом я невольно покраснела - стыд опалил щеки, шею, у меня даже уши
горели.
– С вами все в порядке, Мила? Вы... какая-то необычная сегодня.
– Да, все хорошо, - выдавила я из себя улыбку.
Я отвела взгляд, рассматривая ребят за спиной учителя, лишь бы не встречаться с
ним глазами.
– Тогда я жду вас сегодня после пяти. Вам удобно?
– Да. Я приду.
Сделав над собой усилие, я все же посмотрела на Арсения Валерьевича и
натолкнулась на его задумчивый взгляд.
– Хорошо, - кивнул он, вновь став серьезным.
– Я буду ждать.
И развернувшись, ушел. А я стояла и смотрела ему в след, пытаясь понять, что я
чувствую. Угрызения совести мне неведомы. Симпатии как таковой я к нему не
испытывала. Тогда почему я краснею и сказать толком ничего не могу? Я
презирала себя такую - хлопающую ресницами и алеющую от одного его взгляда.
Черт побери, Мила! Возьми себя руки. Все складывается как нельзя
Арсений Валерьевич поможет мне с учебой, а я прощупаю почву и, когда
представится подходящий момент, соблазню его или спровоцирую на какой-
нибудь безумный поступок и выиграю тем самым спор с Перовой. В результате,
убью двух зайцев. А потом преспокойненько съеду от мамы на съемную квартиру,
как и мечтала. Буду учиться в мастерской Марининой и жить самостоятельно, не
завися ни от кого.
И все же на душе скребли кошки. Препаршивые ощущения.
– Ну что, - вскинула я брови, доставая учебники и тетрадки, - с чего начнем?
– С начала, - улыбнулся Арсений Валерьевич и протянул мне листок бумаги.
–
Здесь все, что вы должны знать на зубок. Правила и прочее. Срок - два месяца. А
пока перейдем к литературе. Что из произведений классиков вам особенно
нравится?
– Ничего, - ответила я просто.
Глаза учителя слегка расширились.
– Совсем?
– Совсем.
– Ладно.
– Арсений Валерьевич вынул какую-то книгу из ящика и открыл ее на
месте, где была заложена веточка какого-то засушенного растения.
Хм. Да наш учитель романтик. Или гей...
– Подарок девушки, - пояснил он с грустной улыбкой, видимо уловив мое
замешательство.
– Понятно.
Значит, не гей. Хоть это выяснили.
– Она умерла, - сглотнув, произнес он и протянул мне книгу.
Я вздрогнула. Книга с глухим стуком плюхнулась на парту. Я встретила взгляд
учителя и вдруг осознала, насколько нелегко ему далось это признание. Неужели...
неужели он чувствует то же, что и я?
– Она болела?
– тихо спросила я.
– Рак, - без каких-либо эмоций произнес он.
– И когда это произошло?
– Семь лет назад...
– Учитель горько усмехнулся.
– Я до последнего верил, что она
выживет. Казалось, я боролся за нее... и вместо нее. Ей на тот момент было уже все
равно.
Он говорил отрешенно, без каких-либо признаков раздражения или злости. Мне
бы его самообладание. При малейшем упоминании о смерти отца я приходила в
бешенство. Мне хотелось заткнуть всем рты, чтобы не слышать. И вырвать из
груди сердце, чтобы не чувствовать...
– Простите...
Рыдания подступили к горлу, и я сглотнула, закусив губу. Затем, не выдержав,
сорвалась с места и выбежала из кабинета. Прислонилась к стене, спрятала лицо в
ладонях. Лишь усилием воли мне удалось сдержаться и не заплакать. Я не могу... Я
обещала...