Милая маленькая ложь

Торн Айви

— И почему ты перевелась в Роузхилл? — Спрашивает он.

— Ну, у них одна из лучших танцевальных программ в стране. — Объясняю я, удивляясь, что он не знает этого, когда его семья является одним из главных спонсоров программы. — К тому же, Уилбур Райт предлагает только степень младшего специалиста по танцам. Если я хочу продолжить карьеру в сфере выступлений, а не преподавания, мне нужно более высокое образование. Продюсерские компании ищут только лучших из лучших, когда дело касается балерин, и многие из них заканчивают Роузхилл. Когда я получила стипендию на обучение по танцевальной программе, я не могла отказаться.

Ирония этого в тот момент

поражает меня. Как бы я ни боролась, чтобы Николо не стал частью моей жизни и жизни моей дочери, каким-то образом он все равно стал благодетелем для меня. В конце концов, именно его семья покрывают стипендиальные деньги, которые позволяют мне учиться в Роузхилл в силу их покровительства колледжу.

— Ты всегда хотела быть танцовщицей? — Спрашивает он, по-видимому, не замечая мыслей, бурлящих у меня в голове.

Я чуть не подавилась глотком мартини, когда его вопрос оказался опасно близко к тому же разговору, который был у нас в старшей школе. Я кашляю, заталкивая жидкость в горло и вздрагивая, когда она обжигает. Николо наблюдает за мной с легким удивлением, кажется, он терпеливее, чем когда-либо.

Я прочищаю горло и ставлю мартини на журнальный столик, прежде чем ответить.

— Да, мои родители привили мне любовь к танцам. Я всегда знала, что хочу стать балериной. Когда мне было лет пять, меня водили на балет. Помню, как меня завораживало, как балерины скользили по сцене, словно летали, а не танцевали. — Я улыбаюсь, вспоминая, как я сидела в театральном кресле, завороженная феями.

— Мой отец всегда ценил искусство, моя сестра тоже. — Говорит он, и я понимаю, что он не включает себя в эту группу. — Думаю, именно поэтому он вкладывает так много денег в программу исполнительских искусств Роузхилл.

— А что ты ценишь? — Спрашиваю я, любопытство берет надо мной верх.

Николо отпивает свой мартини, не отрывая от меня глаз.

— То, как ты танцуешь, — признается он как ни в чем не бывало. Но от его пристального взгляда у меня поднимается жар.

Я густо краснею и снова хватаю свой мартини, чтобы отвлечься от того, как его комплимент заставляет мой желудок делать сальто.

— Спасибо, — бормочу я, прежде чем сделать большой глоток напитка.

Николо усмехается, находя забавным то, как я взволнована. Даже это заставляет мои внутренности дрожать. Что он делает со мной? Эта мысль резко прорывается в мое сознание. Я только начала привыкать к его специфическому нраву и его садистским способам получения удовольствия. Теперь я чувствую, что он снова вырвал у меня почву из-под ног. Только на этот раз он делает это, проявляя ко мне интерес и делая мне комплименты. Я не понимаю.

— А как насчет тебя? — Спрашиваю я, отводя от себя внимание, прежде чем он успеет слишком глубоко углубиться в мою историю. — У тебя нет вида спорта или увлечения, которым ты увлечен?

Николо пожимает плечами, и я начинаю понимать, что это его попытка небрежного игнорирования, когда его что-то действительно беспокоит.

— Я довольно пристально следил за бейсболом — когда был ребенком. Но мой жизненный путь был предопределен с того дня, как я родился. Как старший сын Лоренцо Маркетти, я обязан продолжить дело отца и вести семейный бизнес. — Его привычная беспечность, когда он откидывается на спинку дивана и переводит взгляд на городской пейзаж, говорит мне, что у него есть какие-то скрытые эмоции относительно его наследства, о которых он не хочет говорить.

— Ты играл в бейсбол? — Спрашиваю я, вместо того чтобы вдаваться в подробности

его семейных дел. Теперь, когда он упомянул об этом, я вспоминаю комнату, в которую он меня привел на той школьной вечеринке. Она была украшена всевозможной бейсбольной атрибутикой.

Озорная ухмылка расплывается на его лице, и Николо поворачивается, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Я не просто играл. Я попал в университетскую команду на первом курсе старшей школы.

— Правда? — В моем голосе звучит удивление, и я ловлю себя на мгновение поздновато. Но я не помню, чтобы он играл за нашу школу.

— Да. — Выражение лица Николо слегка темнеет, и поначалу я думаю, что он воспринял мое удивление как недоверие. Но когда он заговорил, в его голосе не было злости на меня. Вместо этого он объяснил: — Но в старшей школе ожидания моего отца начали расти. У меня не было времени на бейсбол. Мне нужно было изучить семейный бизнес и понять ответственность за то, что значит управлять таким предприятием, как у нас. — Николо залпом осушил свой мартини, словно пытаясь смыть неприятный привкус.

Поставив бокал с мартини на журнальный столик, он встал с дивана.

— Пошли. Я отвезу тебя домой.

Удивленная неожиданной переменой настроения, я отставила свой недопитый напиток и тоже встала. В тишине я следовала за Николо обратно к лифту. Напряжение, которое, казалось, спало после нашего грубого, страстного секса, снова достигло кульминации, когда лифт быстро опустил нас к парковке. К тому времени, как двери со звоном открываются, приветствуя холодный порыв осеннего воздуха в замкнутом пространстве, я чувствую, что могла бы представить себе кратковременное окно в разум Николо. На мгновение мне показалось, что он открывается мне. Но угрюмая тишина, которая зреет внутри его Мазерати, пока мы едем обратно к моему дому, говорит об обратном.

В моем разуме снова воюет смятение. Я чувствую себя канатом в игре в перетягивание каната. С одной стороны, мой разум требует, чтобы я держалась на расстоянии от Николо. Это единственный способ защитить себя от боли и сожаления, которые я обязательно почувствую, если снова попытаюсь отдать ему свое сердце. Было бы глупо ослаблять свою защиту рядом с ним после того, как он снова доказал, что ему не только нет дела до того, что я чувствую, но и может даже нравиться причинять мне боль.

С другой стороны, мое тело настроено наслаждаться ощущением его прикосновений, впитывать каждый восхитительный момент с ним, пока он играет со мной, как искусный музыкант. И иногда, несмотря на все рациональные аргументы в пользу моего мозга, кажется, что мое тело может просто победить. Потому что независимо от того, что я знаю о Николо, независимо от того, насколько ясно, что он может и будет причинять мне боль, я не могу игнорировать магнитное притяжение, которое я чувствую к нему. И теперь, имея лишь крошечное окно в то, кем является Николо под всей его злостью, я обнаруживаю, что мой разум теряет почву под ногами в споре.

— Спокойной ночи. — Говорит Николо, вырывая меня из мыслей.

Я вздрагиваю, когда поднимаю глаза и вижу, что мы уже вернулись в мой многоквартирный дом. Дотянувшись до дверной ручки, я быстро открываю ее и вылезаю, изо всех сил стараясь не задергивать юбку на бедрах.

— Аня.

Голос Николо останавливает меня прямо перед тем, как я закрываю дверцу машины, и я наклоняюсь, чтобы вопросительно заглянуть в машину.

— Спасибо. За сегодняшнюю ночь. Я знаю, что, возможно, не очень хорошо это показываю, но это помогло.