Миледи и притворщик
Шрифт:
Солнце клонилось к закату, окрашивая землю пламенно-красными тонами. И только два сияющих впереди синих пятна, казалось, источают пульсирующий свет из-под земли. Но как?
Над горизонтом поднялась полная луна, а путеводный факел Шанти затемно привёл нас к невысокому холму, куда мы и взобрались, чтобы устроить долгожданный привал.
– Нос Эштума, – объявил Бунур. – На нём и заночевать не страшно. Здесь ветра уносят смрад его дыхания. И земля под ногами не такая раскалённая.
А ещё с кончика носа Эштума хорошо видны его глаза, что раскинулись по обе стороны примерно на расстоянии полутора километров каждый.
После спешного ужина из лепешек и холодного вяленого мяса, запитого солоноватой водой из хардамарского колодца, стражи вместе с Тунуром взялись за установку шатра. А вот я всё не могла запретить себе смотреть на Шанти с Иризи, на то, как они сидят рядом друг с другом, как мило шепчутся о чём-то, как Иризи набралась храбрости и даже гладит когда-то не любимого ею Гро. И Шанти его гладит. И их руки то и дело переплетаются пальцами на мохнатом боку...
Я не могла больше терпеть этой идиллии, потому схватила штатив и поспешила спуститься с холма вниз. Лучше мне отправиться к оку Эштума. Может, хотя бы работа сможет заглушить клокочущую внутри обиду, злость и разочарование.
– Эми, постой! – послышался позади оклик Леона. – Куда ты собралась? Я с тобой.
Он подбежал ко мне и поспешил перехватить штатив, а я покорно отдала его ему и сказала:
– Иду снимать тот светящийся провал. Надо же выяснить, что это такое.
– Ну, да. Идём выяснять.
До путеводного синего свечения было двадцать минут хода. Чтобы прервать гнетущее молчание, я решила сказать Леону:
– Когда вернемся, незаметно от Чензира достань из своего сундука тот инкрустированный кинжал и незаметно отдай его Шанти.
– Зачем? – удивился Леон.
– Шанти его заслужил. Он слишком много сделал для меня, для всех нас, чтобы уйти ни с чем.
– Не понял, куда уйти?
– Сегодня ночью он и Иризи сбегут. Я дала им своё согласие, – потом я немного подумала, посмотрела на свои руки и добавила, – надо ещё и Иризи отдать мой браслет. Это будет её личным капиталом, после всего пережитого, она имеет право на полную свободу, даже финансовую. Знаю, Шанти никогда её не обидит и не ущемит, он ведь совсем не такой как остальные сарпальские мужчины, но я должна отдать что-нибудь Иризи в благодарность за ее заботу.
– А, – с пониманием и раздражающей меня радостью протянул Леон, – так значит, голубки надумали свить гнездышко подальше от чахлой пустыни? Поближе к фруктовым садам, небось.
– Да, к садам! – не сдержала я гнева и гаркнула на Леона. – И хватит уже об этом.
Дальше мы шли к светящимся в земле огням в полной тишине, пока Леон не заговорил, тихо, словно с самим собой:
– Думаешь, я не знаю, что такое любовь без ответа? Прекрасно знаю. Сначала ломишься в закрытую дверь, умоляешь простить, клянешься, обещаешь. А в ответ тишина. И равнодушие. Хуже только, когда тебя пальчиком поманили, а ты бежишь сломя голову, ждёшь, что прошлое вернётся. А оно не возвращается, нет его, и былых чувств тоже больше нет. А тут ещё и соперник появляется, да такой, что хоть за голову хватайся. Я, командир воздушного судна, с тысячей часов налета, внезапно не выдержал конкуренции с полуграмотным и суеверным туземцем-садоводом.
– Лео... – пораженная его отповедью, хотела было сказать я, но он не дал.
– И ведь я в себе копался, пытался понять, что не так делаю, что не так говорю. А, оказывается, не во мне ведь дело, а в тебе. Вот как всё, оказывется, просто – если женщина что-то решила, значит, так тому и быть. Если есть чувства, их не перебороть. А тому, кто стал третьим лишним, надо просто принять выбор любимой и отступить. Любимая же должна быть счастлива, пусть и с другим.
– Лео...
– И вообще, жизнь – такая непредсказуемая штука. Теперь и ты узнала, что значит быть третьей лишней. И благородно отступила в сторону, ещё и приплатить за чужое счастье готова. Одно только не пойму. Что ты в нем нашла?
Если бы я сама знала...
– Прости меня, Лео. Я не думала, что всё так получится. Я не хотела делать тебе больно, поверь мне.
– Да чего уж там, – с кислой улыбкой отмахнулся он. – Зато теперь мы с тобой снова вместе в одной лодке. Двое отвергнутых и несчастных, идём к какой-то яме в надежде увидеть чудо. Ты веришь в чудеса, Эми?
– Уже и не знаю.
– Надо верить. Надо всегда верить.
И, задорно покачивая штативом в руке, Леон приободрился и пошёл вперёд, навстречу оку Эштума. А я плелась вслед за ним, чувствуя себя опустошённой и раздавленной.
Леону сейчас хорошо. Кажется, он даже на что-то надеется. А у меня надежды нет. И дело не в Шанти. Я просто поняла, что не имела и не имею права играть чувствами Леона. Мне бы сейчас подойти к нему и сказать – я тебя отпускаю, отпусти и ты меня. Но не могу. Мне так страшно остаться одной. Не в пустыне – в этой жизни. И мне так хочется, чтобы хоть кто-то был рядом…
Когда мы дошли до ока Эштума, в нос ударил густой запах серы. Я не отступила и лишь плотнее обмотала лицо платком, ведь впереди в земле зияла идеально круглое отверстие диаметром в три метра, а на его дне бурлила и с натяжным шумом клокотала лава. Синяя лава.
– Вот это да, – не меньше моего поразился Леон. – Или это из-за примесей серы такой необычный цвет, или я даже не знаю, какое объяснение ещё придумать. Выходит, мы сейчас стоим на вершине кратера. Только вулкан тут получился вровень с землёй. И как такое возможно?
А мне и не нужны были объяснения. Я просто снимала светящееся в кромешной тьме жерло, предвкушая, как продемонстрирую это чудо природы всему Фонтелису на фотовыставке.
Я снимала на короткой выдержке, снимала со штатива, даже попросила Леона приподнять меня, чтобы снимок вышел более объемным. А Леон с охотой усадил меня себе на плечи, и мне попутно со съёмкой приходилось обеспокоенно говорить ему:
– Лео, пожалуйста, только не надорвись.
– Да брось, Эми, – смеялся он, – ты же, как пушинка?
Это я-то пушинка? Меня даже в школьные годы дразнили кобылой из-за рослого телосложения. С годами я ниже и стройнее точно не стала.
– Лео, всё, опускай меня. И спину не надорви.
Наконец мои ноги снова коснулись земли. Съёмка закончена, можно уже идти обратно к лагерю отдыхать.
– Эми, – замер на месте Леон, да ещё с таким видом, будто что-то случилось. – Слышишь, тихо как-то стало. Прямо как на кладбище.