Миледи и притворщик
Шрифт:
Вскоре братец-тушкан привёл нас всех к ржавой решётчатой двери, за которой виднелась комнатка, заваленная черепками, полуистлевшими полосками тканей и трухой старого дерева. Настоящая помойка. И что в ней такого ценного, чтобы запирать?
Мышь проскользнула через ячеистую решётку и ускакала во тьму. Стало быть, и нам надо идти дальше.
В четыре руки мы с Шанти потянули решётку на себя, и та с металлическим лязгом насилу нам поддалась. Заваленная хламом комнатка открыла нам путь к череде залов, где мы видели уже знакомые
Шанти присел, чтобы раскопать холмик мусора, и то, что он нашёл, поражало воображение. Наконечник для копья. Золотой. А труха, стало быть, была древком для этого оружия.
– Ненасытная сатрапия не знала меры ни на пирах, ни на поле боя, – пространно произнёс Шанти, – даже копья ненасытные отливали из золота.
– И щиты, – сказала я, нацеливая камеру на то, что вначале приняла за опрокинутое блюдо, – вон, посмотри.
В углу на груде истлевшего тряпья валялся круглый щит с мудрёным орнаментом по центру. Удивительно, что он здесь только один.
– Кажется, – озвучил свою догадку Шанти, – после гибели города здесь побывало немало людей. И все они отсюда уносили с собой что-то на память.
– Сестрица, – в подтверждение его словам завопила из соседнего зала одна из камалисток, – неси сюда то широкое блюдо, что валяется в трухе. Камали послала для своих румелатских дочерей славный урожай, пора его собрать.
Белоглазая ведьма тут же подхватила щит и умчалась на голос товарки в соседний зал. И тут я сообразила:
– Стойте! – выпалила я и кинулась вдогонку. – Ничего не трогайте и замрите на месте. И факел держите выше. Мне нужно больше света.
В соседнем зале я увидела лишь разбросанные по полу плоские шкатулки, но в следующем помещении было именно то, о чём я и подумала: одна камалистка держала перевёрнутый щит, а вторая сгребала в него россыпи золотых монет, что горой лежали на полу. Сокровищница ненасытных сатрапов! И море золота!
– Так, встали и отошли в стороны, – твёрдо сказала я, беря в руки камеру. – Иризи, Шанти, несите сюда свет.
– Что ты, сестрица? – опешили белоглазые ведьмы, – тебе ничейных монет жалко? Так мы с тобой поделимся, тут на всех хватит. Даже грубиянке десяток монет оставим. А вот оборотень обойдётся. Пусть сам в других комнатках свою добычу ищет.
В общем, мне так и не удалось объяснить двум сектанткам, для чего мне нужен первозданный вид горы золотых монет – когда подоспели мои осветители, пришлось снимать, как девицы гребут золото на щит и даже в подолы. Всё с ними ясно – безнадзорное золото любого ослепит. Как отрадно, что мои спутники не потеряли головы и покорно держат факелы по сторонам от камеры, позволяя мне снимать золотую утварь, что валялась на полу. Чаши, кинжалы, светильники, бусины, серьги в виде ажурных пластин, фигурки котов и баранов.
– Это истлевшие ткани, что висели на стенах, – предположил Шанти, – И одеяния на деревянных подставках. И сундуки. Но за тысячу лет всё истлело, осталось только золото, ничего кроме него.
Похоже, он прав. На каменных стенах сокровищницы нет красочных фресок, и это странно. Видать, в древности, кладку прикрывала драпировка с искусной вышивкой, ничем не хуже настенных рисунков. Но со временем всё рассыпалось в труху, даже сундуки лопнули, и лежащие в них монеты рассыпались горками по полу.
Пока камалистки сгребали на щит свой улов, мы отворили ещё одну решётку и вошли в абсолютно пустой зал. В боковой стене имелась массивная дверь, а впереди ещё одна сокровищница, правда, уже давно разграбленная. Всё, что осталось в ней от сатрапских богатств, так это несколько монет на каменном полу.
Впереди нас ждала ещё одна комната, но в ней тоже не осталось ничего примечательного кроме трухи и ржавых полос металла, явно оставшихся от кованого сундука.
Мы прошли в следующий зал, и в ещё один, пока не оказались в комнатке с золотыми наконечниками копий.
– Мы ходили по кругу, – заключила Иризи. – Выходит, все залы замыкаются кольцом, а за боковыми стенами спрятана ещё одна комната.
– За той самой дверью, что мы не стали открывать, – поняла я.
– Надо узнать, что же там, – поддержал наши невысказанные желания Шанти.
И мы снова начали обходить залы сокровищницы по кругу, пока не оказались в комнатке с разбросанными шкатулками. Деревянные, размером с небольшой ящик, они валялись раскрытыми на полу. И только одна была плотно запечатана.
Шанти озадаченно опустил факел, чтобы подсветить находку, а потом присел рядом с ней и попытался повертеть закрытую шкатулку с красноватым отливом в руках.
– Ты же говорил, – напомнила я Шанти, – что за десять веков всё дерево в этом подземелье рассыпалось в труху. Почему же эта вещица цела?
– Она сделана из муравьиного дерева, – задумчиво произнёс Шанти, – как и зурна, что отгоняет демонов.
– Такая древесина что, не разлагается тысячелетиями?
– Выходит, что так. Ведь муравьиные деревья не растут в Сарпале уже много сотен лет, а моя зурна всё ещё цела.
И он принялся вертеть гладкую шкатулку, выискивая место, где она открывается. Шанти даже потянулся к поясу, где висели ножны и какой-то увесистый мешочек, чтобы вынуть нож и лезвием вклиниться между деревянных элементов.
Внезапно шкатулка щёлкнула, и крышка свободно сместилась вправо. Шанти поставил свою ношу на землю и осторожно открыл её, а внутри оказалась… книга с толстым кожаным переплётом и розоватыми бумажными страницами, полностью испещрёнными мелкими буквами.
– Это же не сарпальский язык, – первым делом подумала я, не встретив в книге ни одного знакомого значка.