Миллениум. Тетралогия.

Ларссон Стиг

— Они не заявляли в полицию о нападении?

Нюстрём помотал головой.

— Джаннини присутствует на допросах Саландер. Она любезна, но не говорит ничего существенного. А Саландер просто молчит.

— Но это ведь нам на руку. Чем меньше она открывает рот, тем лучше. Что говорит Фасте?

— Я встречался с ним два часа назад. Он как раз получил эти показания Саландер.

Он показал на лежавшую на коленях у Клинтона копию.

— Экстрём в растерянности. Хорошо, что Саландер не слишком одарена литературно. Для несведущего человека эта автобиография —

чистый бред сумасшедшего с вымышленными заговорами и элементами порнографии. Но она бьет очень близко к цели. Абсолютно точно рассказывает, как ее заперли в клинику Святого Стефана, утверждает, что Залаченко работал на СЭПО и тому подобное. Она упоминает, что речь, как ей кажется, идет о некой секте внутри СЭПО, то есть фактически подозревает существование чего-то вроде «Секции». В целом она дает очень точное описание. Но оно, как я уже сказал, не вызывает доверия. Экстрём растерян, поскольку похоже, что Джаннини собирается положить это в основу защиты в суде.

— Дьявол! — воскликнул Клинтон.

Он опустил голову и несколько минут напряженно думал. Под конец он поднял взгляд.

— Юнас, поезжай вечером в Моргонгову и проверь, что там делается. Если они печатают «Миллениум», мне нужна копия.

— Я возьму с собой Фалуна.

— Отлично. Георг, я хочу, чтобы ты во второй половине дня пошел к Экстрёму и прощупал его. До сих пор все шло как по маслу, но отмахнуться от этих ваших соображений я не могу.

— О’кей.

Клинтон опять немного помолчал.

— Лучше бы суда вообще не было… — сказал он под конец.

Он поднял взгляд и посмотрел Нюстрёму в глаза. Тот кивнул. Они понимали друг друга без слов.

— Нюстрём, проверь, какие имеются возможности.

Юнас Сандберг и слесарь по замкам Ларе Фаульссон, больше известный как Фалун, припарковались неподалеку от железной дороги и двинулись пешком через местечко Моргонгова. Было девять часов вечера, и еще недостаточно стемнело, чтобы предпринимать какие-либо действия, но им хотелось разведать обстановку и составить себе общую картину.

— Если у них стоит сигнализация, я туда соваться не хочу, — сказал Фалун.

Сандберг кивнул.

— Тогда лучше пройтись по окнам. Если у них что-нибудь лежит, ты швырнешь в стекло камнем, схватишь то, что тебе надо, и бросишься наутек.

— Хорошо, — ответил Сандберг.

— Если тебе нужен только экземпляр журнала, мы можем заглянуть в мусорные контейнеры позади здания. Там наверняка будет брак, пробная печать или что-нибудь в этом роде.

Типография располагалась в кирпичном здании. Они приближались к ней с юга, по другой стороне улицы. Сандберг уже собирался пересечь улицу, но Фалун схватил его за локоть.

— Продолжай идти прямо, — сказал он.

— Почему?

— Продолжай идти прямо, как будто мы просто совершаем вечернюю прогулку.

Они миновали типографию и обошли вокруг квартала.

— В чем дело? — спросил Сандберг.

— Надо смотреть глазами. У них там не просто сигнализация. Рядом со зданием стояла машина.

— Ты думаешь, там кто-нибудь

есть?

— Это машина из «Милтон секьюрити». Типография, блин, надежно охраняется.

— «Милтон секьюрити»! — воскликнул Фредрик Клинтон. У него внутри все оборвалось.

— Если бы не Фалун, я угодил бы прямо к ним в руки, — сказал Юнас Сандберг.

— Там готовится какая-то чертовщина, — произнес Георг Нюстрём. — Маленькой типографии в провинции совершенно незачем нанимать для постоянного наблюдения «Милтон секьюрити».

Клинтон вздохнул. Его рот превратился в узкую полоску. Было уже одиннадцать часов вечера, и ему требовался отдых.

— Следовательно, «Миллениум» что-то затевает, — сделал очевидный вывод Сандберг.

— Это я уже понял, — ответил Клинтон. — Ладно. Давайте проанализируем ситуацию. Каков самый худший сценарий? Что им может быть известно?

Он вопросительно посмотрел на Нюстрёма.

— Вероятно, отчет о Саландер девяносто первого года, — сказал тот. — После того как мы выкрали копии, они усилили меры безопасности. Должно быть, догадались, что за ними следят. В худшем случае у них сохранилась еще одна копия отчета.

— Но Блумквист же места себе не находил из-за того, что лишился отчета.

— Я знаю. Но нас вполне могли надуть. Такую возможность исключать нельзя.

Клинтон кивнул.

— Будем исходить из этого. Сандберг?

— Нам ведь известно, как будет защищаться Саландер. Она расскажет правду, такой, как она ей представляется. Я еще раз прочел ее так называемую автобиографию. Она, в общем-то, играет нам на руку. Там содержатся настолько грубые обвинения в изнасиловании и правонарушениях, что это покажется просто пустой болтовней мифоманки.

Нюстрём кивнул.

— Кроме того, она не сможет абсолютно ничего доказать. Экстрём обернет этот рассказ против нее и объявит ее свидетельства недостоверными.

— О’кей. Телеборьян написал прекрасный текст новой экспертизы. Конечно, остается возможность, что Джаннини приведет собственного эксперта, который заявит, что Саландер совершенно нормальная, и тогда дело передадут в Государственное управление судебной медицины. Но опять-таки — если Саландер не изменит тактику и снова откажется говорить, то они придут к выводу, что Телеборьян прав, а она сумасшедшая. Ее злейший враг — она сама.

— Все-таки надежнее всего было бы не допустить судебного процесса, — сказал Клинтон.

Нюстрём покачал головой.

— Это почти невозможно. Саландер сидит в изоляторе «Крунуберг» и с другими заключенными не общается. Ее ежедневно выводят на часовую прогулку в отдельный отсек на крыше, но там ее не достать. У нас нет своих людей среди персонала изолятора.

— Понятно.

— Если мы хотели до нее добраться, это надо было делать, пока она лежала в Сальгренской больнице. Теперь же остается только действовать открыто. Убийцу почти на сто процентов поймают. А где найдешь «стрелка», который на это пойдет? Организовать самоубийство или несчастный случай за такое короткое время просто нельзя.