Миллион алых роз
Шрифт:
Ребята либо поступали в институты и не возвращались обратно, либо после армии вербовались на Север. В деревне оставались беспутные, ни на что не годные алкоголики.
Она ждала-ждала чего-то, надеялась-надеялась, а потом, махнув на всё рукой, уехала в Калинин. Первое время жила у старшего брата, слесаря рамно-кузовного цеха вагоностроительного завода. Брат познакомил её со своим напарником, сварщиком того же цеха, вдовым мужчиной сорока пяти лет. Детей у сварщика не было и жил он в заводском общежитии. Иногда заходил к приятелю в гости: посудачить
Она к тому времени работала крутильщицей на комбинате. Сварщик сделал ей предложение. Она согласилась. Деньги у него были, у неё их тоже накопилось порядочно, и они купили полдома в посёлке Вагонников. При доме был крохотный участок земли, сотки в полторы, но, тем не менее, огурчики, укропчик, морковочка, лучок были свои, не покупные.
Поначалу всё складывалось хорошо. Даже перемены, происшедшие в стране в 1992 году, мало сказались на молодой семье. Комбинат, правда, начало лихорадить, но на вагонном платили хорошо, так что на жизнь хватало.
В том же 1992 году у них родилась девочка. Хорошенькая, крепенькая и очень разумная. С ней не было хлопот, и женщина удивлялась другим мамашам, вечно ругавшим своих детей.
Беда пришла неожиданно. В 1995 году, возвращаясь с работы, сварщик купил в ларьке бутылку аперитива, выпил перед ужином стакан, а ночью умер.
На похороны ушли все деньги, что у неё были. И это притом, что памятник и оградку ей сделали на вагонном заводе бесплатно. Комбинат к этому времени практически развалился, и для неё с девочкой настали чёрные дни. Теперь она сама, не понаслышке, узнала, что это такое: смотреть в глаза голодного ребёнка. Было продано всё, что можно было продать, включая мебель, телевизор и ставший ненужным холодильник.
Ни родители, ни родные ничем не могли ей помочь, сами перебивались с хлеба на воду. Брат, прежде хваставший своими заработками, второй год ходил как в воду опущенный. Возвращаться в деревню не имело смысла: на ферме осталось всего тридцать восемь коров, и тем со дня на день идти под нож…
«Что делать? Что делать? – беззвучно шепчет женщина, раскачиваясь на стуле. – Чем кормить ребёнка? Доктор прописал двенадцать уколов, а денег нет и на один».
Оставалось последнее средство.
Она встала и отправилась на кухню. Умылась холодной водой и привела себя в порядок перед крохотным зеркальцем, единственным оставшимся в доме.
Стара. И некрасива. Кто польстится на такую?
Надела последнее не проданное платье, в котором расписывалась пять лет назад и решительно вышла на улицу.
Куда идти?
Дошла до Горбатки (билет на автобус стоит целых пятьсот рублей) и, в раздумье, остановилась возле магазина. Насколько ей было известно, полагалось идти в мотель или другую гостиницу, а ещё лучше – в ресторан. Но там ей нечего делать. Нет денег, да и вид не тот. Ей бы чего попроще.
Недалеко от неё несколько грузин, как она называла их по старинке, торговали картошкой. Её раздумья они расценили по-своему.
– Эй, красавица, бери картошку, – обратился
Она вздрогнула и… решилась.
– У меня нет денег. – Она вопросительно оглядела всех мужчин по очереди. – Вы не могли бы дать мне десять тысяч? Я рассчитаюсь, – торопливо добавила она, силясь улыбнуться.
– Э, – брезгливо поморщился самый старый грузин, – иди, дорогая.
И тогда она разрыдалась.
– У меня дочь умирает. Ей хочется пирожное. Она ни разу в жизни не ела его.
– Э, – опять поморщился старик. – Иди. Иди отсюда. Не мешай торговать.
Она повернулась и пошла. Плечи её вздрагивали от непрекращающихся рыданий, и женщина не сразу почувствовала на одном из них чужую руку. Она остановилась. Испуганно обернулась.
Перед ней стоял грузин, самый молодой из тех. В правой руке он держал большой оранжевый апельсин.
– Сколько лет твоей девочке? – спросил парень, протягивая апельсин, и по голосу женщина определила, что именно этот грузин давеча окликнул её.
– Четыре годика, – ответила она и настороженно посмотрела на грузина.
– Моей тоже четыре. – Парень грустно улыбнулся. – Бери, угости дочку. А вот десять тысяч. Купи ей пирожное. И не переживай. Может, ещё всё обойдётся.
– А как…
– Не надо, – прервал её грузин. – Ничего не надо. Не все мы такие, как здесь говорят о нас.
– Спасибо, – только и нашлась она…
Когда с апельсином в одной руке и пирожным в другой женщина вернулась домой, девочка лежала всё также неподвижно, как она оставила её.
Женщина бережно дотронулась до маленькой ручки и в страхе отшатнулась. Девочка была уже холодная.
Ужин с сатаной
“Чур, меня, чур”.
(Народная мудрость)
Нет, вы только посмотрите: какой чудесный, оригинальный ресторан. Подобно сказочному воздушному кораблю парит он над спящим городом, сверкая и переливаясь разноцветными огнями и огоньками, а сквозь открытые окна льётся “Аве, Мария”, исполняемая дивным голосом хрустальной чистоты.
– Как?– негодующе скажете вы.– “Аве, Мария”? В кабаке? Какой вздор!
И будете не правы.
Раскройте глаза как можно шире и приготовьтесь прочесть величайшую мудрость всех времён и народов. Вот она:
“Возможно всё ”.
Вбейте эти слова накрепко в свою учёную голову, а ещё лучше, возьмите в руки чистый лист бумаги, аккуратно, крупными буквами, впишите сию мудрость, обведите красной тушью и приколите к стене, на самом видном месте.
Сделали? Прекрасно. Теперь я спокоен за вас. Можете скушать пирожок…
Внизу, подле закрытых дверей ресторана стоит молодая девушка, точнее, женщина, если судить по обручальному кольцу на правой руке и, закрыв глаза, сосредоточенно слушает чарующий голос. Она подобна прекрасному бледному стебельку, жадно тянущемуся вверх, к солнышку и страстно впитывающему его животворные лучи.