Миллион алых роз
Шрифт:
ЛЮМБАГО
Астрология. Хиромантия. Карты Таро.
Приворотные зелья.
Снятие сглаза и порчи.
Пятый этаж, квартира № 13.
Стоимость одного сеанса 10 $.
Я чуть не запрыгал от радости. Вот, думаю, то, что мне надо: снятие сглаза и порчи. Не иначе, меня в детстве кто-нибудь сглазил или испортил. Обязательно надо сходить. Тем более, деньги у меня есть. Как раз десять долларов, одной бумажкой. Я всё голову ломал: пририсовать мне ещё один нолик или не стоит. Выходит, мне и трудиться не надо. Так
– Что это за Люмбаго такое? – интересуюсь у бабок, которые сидели на лавочке у подъезда.
– Экстрасенс, миленький, – отвечает одна из них, самая интеллигентная с виду.
– Никакой он не экстрасенс, а самый настоящий колдун, – возражает её соседка.
– Чего ты, Петровна, мелешь! – всплеснула руками третья старуха. – Не колдун, а колдунья. А если уж по правде, натуральная ведьма.
– Ты, Григорьевна, видать корвалолу перепила, – поджала губы Петровна. – Колдуна от ведьмы отличить не можешь.
– Сама ты нализалась с утра жириновки и несёшь кое-что. Разве может быть ведьма колдуном?
– Я тебе русским языком говорю: колдун! Я его час назад в штанах видела. С папиросочкой.
– Эка невидаль, – не сдавалась Григорьевна, – в штанах она её увидела. Ежели б ты её без штанов лицезреть сподобилась, тогда другое дело, а в штанах нынче каждая вторая баба ходит. И папиросочки смолят не хуже мужиков.
– Нет колдун.
– Нет ведьма…
Я плюнул и, открыв дверь, стал подниматься по лестнице на пятый этаж, разглядывая по дороге похабные рисунки, которыми были густо размалёваны стены подъезда. Только колдунам да ведьмам и жить в таком доме. Хотя, по правде, у нас подъезд не лучше.
Наконец, залез на пятый этаж. Вот и номер 13. На двери точно такая бумажка как и внизу. Ищу кнопку звонка – нет кнопки. Что за чертовщина? Неужели стучать придётся? И тут замечаю торчащий из стены палец, который целил прямо в мой правый глаз.
Я аж присел от испуга. Неприятно стало, неуютно. Не уйти ли мне подобру-поздорову? Пока не поздно. Кто знает, какие там ещё фокусы заготовлены?
Повернул я назад, но… обидно сделалось. Неужели так и останусь недотёпой? И, каюсь, любопытство разобрало. Дёрнул за палец (пластмассовый оказался); дверь и открылась. За дверью – никого. Вхожу. Дверь закрывается. Сама. И одновременно в прихожей загорается свет.
Стою. Жду, чем ещё меня порадуют? Пока ничего особенного. Элементарная физика. От нечего делать, смотрю по сторонам. Прихожка как прихожка, вроде нашей. Только на стенах всякая дрянь понавешана.
Откуда-то чёрный кот выруливает. Здоровенный котина. Подошёл ко мне, потёрся боком о ногу и развалился на полу. Лежит, глаза жмурит.
Может это и есть Люмбаго? Но как с ним общаться? И зачем ему деньги?
Стою. Жду.
Старушенция вбегает. Маленькая, шустренькая. Руками машет.
– Ах, негодник, чего разлёгся? Работать надо, а не бока отлёживать. Марш на
Кот нехотя встал, жалобно посмотрел на меня, сердито фыркнул и поплёлся восвояси.
Интересно, думаю, какая может быть у кота работа? И настроение стало портиться, и мысли всякие полезли. Но много их налезть не успело, потому что старушенция на меня набросилась.
– А тебе что надо? Чего здесь потерял?
– Ничего я не терял, – отвечаю ей хладнокровно. – Мне Люмбаго нужно.
– Зачем?
– Сглазили меня, наверное. Хотел посоветоваться.
– Мой тебе совет: иди домой к маме с папой.
– Как домой?
Вот тебе на. Опять двадцать пять. И здесь не везёт. Нет в жизни счастья!
Старушенция открыла рот, собираясь ответить, да так ничего не сказав, захлопнула его обратно. Потому что появилось Оно. Это самое Люмбаго.
Было Оно большое, волосатое и носатое. В каком-то балахоне, наподобие того, в каком Пугачёва по сцене прыгает.
– С кем ты здесь воюешь? – зевая, спросило Оно, у старушенции.
– С Василием Ивановичем, – нехотя ответила бабулька, а меня мороз по коже продрал: ведь это меня Василием Ивановичем зовут. Как она узнала? И я бочком-бочком поближе к двери. Да вот незадача: как её открыть? Больно уж замок непонятный.
– Обленился шельма, – продолжает старушенция, – совсем от рук отбился.
А я весь мокрый. Кто ей наплёл про меня?
– Балуешь ты его, матушка, не в меру, – вздохнуло Оно (это меня-то она балует?). – А это что за явление Христа народу?
Оно навело на меня свой шнобель.
– Я к вам, – отвечаю, вытянув руки по швам, – на сеанс.
– Заплатили?
Я вжался спиной в дверь, стою: ни жив, ни мёртв. Но отвечаю бодро.
– Никак нет. Не знаю, кому платить.
– Можете мне заплатить, – подумав, ответило Оно.
Я достал зелёненькую бумажку и – вжжик – она исчезла из моей ладони. Я оторопело разжал пустые пальцы и уставился на Люмбаго, которое даже не шелохнулось. Это надо, а? Какая сноровка! Интересно, сколько Оно тренировалось? Но спросить постеснялся.
– Проходите, молодой человек, – любезно сказало Оно, указывая рукой на закрытую комнату.
Я зажмурил глаза, затаил дыхание и рванул ручку двери. Вошёл, не глядя, внутрь и принюхался (вроде ничего, серой не пахнет). Осмелел и открыл глаза.
Господи, куда я попал?
Мне через месяц стукнет восемнадцать, так что человек я бывалый, повидал кое-чего на своём веку и в чертовщину с разными там пещерами, летучими мышами и ухающими филинами не верю. Но оказаться в учебно-методическом кабинете я, признаюсь, тоже не ожидал. А как ещё можно было назвать комнату, в которой я очутился? Чистенький письменный стол, два стула, компьютер с лазерным принтером, стеллажи с книгами, картотеки, таблицы и диаграммы на стенах. Только нашего завуча Петра Петровича не хватает.