Миллионеров украшает скромность
Шрифт:
«Вот мы и дождались подмоги, — подумалось мне, — и не будет у Милы с Леоном следующего раза. А ведь все из-за меня! Что я наделала, господи!»
Глава 22
Дальше все пошло наперекосяк. То есть с моей точки зрения. Свинюгер же, наоборот, перестал психовать, и его план разворачивался великолепно.
Нас с ним и двух охранников отвезли в «БМВ» на аэродром. Никаких контактов с пограничниками или таможней не случилось. Даже непонятно, зачем меня гримировали. Никто и не подумал сличать мое уродство с фотографией в чужом паспорте. Общение с пассажирами, как
— Верните кошку! — потребовала я, ступив на борт небольшого и отвратительно комфортабельного самолета.
Я была разочарована и взвинчена. Еще немного, и Свинюгеру понадобится вторая клетка, гораздо больших размеров. Для второй пассажирки.
Животное отдали, но выпускать не позволили.
— Она же бешеная, — пояснил Свинюгер, — ее все равно придется скоро усыпить.
— Лично у меня сомнения как раз в вашей психической нормальности, — буркнула я, прижимая клетку к груди, — но я же вас не посылаю на живодерню! А кошка совершенно здорова. Во всяком случае, была. До контакта с вами.
Игнорируя Свинюгера, я занялась утешением кошки, которая, надо думать, никогда еще не летала и, вполне вероятно, чувствовала себя не слишком хорошо.
— Потерпи, моя ласточка, это недолго. И прости, родная, что держу тебя в ужасной тесноте. Ты же понимаешь, компания для тебя неподходящая. Того и гляди, кто-нибудь с ума окончательно съедет. Потерпи, моя прелесть. Раз уж их пока изолировать не получается.
С Бастиндой я общалась по-русски, а потому не слишком сдерживалась. Я поведала подружке, какие чувства испытываю к небезызвестному господину, и не утаила недобрых пожеланий в его адрес, самое мягкое из которых грозило похитителю, помимо чисто внешних дефектов, затяжными неудачами на личном фронте и полной неспособностью к обзаведению потомством.
Бастинда, надо сказать, проявила полное понимание, не пыталась заступиться за супостата и наказание для него строгим не считала. Она совершенно успокоилась, перестала шипеть и плеваться, а через некоторое время даже свернулась клубком и замурлыкала. Я отложила изобретение кары для фашиста и принялась щебетать с любимицей.
Свинюгеру осточертела наша идиллия, — подозреваю, в его адрес столько ласковых слов никто и никогда не говорил, и ему стало завидно, — и велел подавать еду. Смазливая девица в униформе прикатила столик со снедью, и Свинюгер налег на свинину с овощами. Позаботиться о наших с Басей измученных организмах ему и в голову не пришло.
Учуяв волнующий запах, кошка подняла голову.
— Не волнуйся, дорогая, — успокоила я голодную подругу, — я накормлю тебя, даже если мне придется выдрать кусок у Свинюгера из глотки. Я надеюсь, ты не слишком брезглива?
Выхватив у зазевавшегося немца тарелку (быстро же он расслабился и утерял необходимые навыки, без которых прокормиться в гостиничном ресторане было невозможно), я молниеносно переправила сочные ароматные куски через прутья клетки. Свинюгер обиделся, но драться не полез. Похоже, мне удалось привить ему кое-какие манеры!
Он потребовал принести еще мяса, и на сей раз побеспокоился о порции для меня. Не думаю, что ему стало стыдно или он
Я не заметила, как самолет пошел на посадку. Все вроде было нормально, да и приземлились мы на удивление мягко, но кошку все равно вытошнило. А поскольку сидели мы со Свинюгером рядышком, ему тоже досталось.
— Безобразие! — накинулась я на озверевшего немца. — Совершенно не следите за качеством продуктов! А если бы кошка умерла?! Чем питаетесь вы, это ваше личное дело, хоть падаль жуйте, а для нас с Бастиндой будьте любезны доставать все самое свежее!
Мне повезло, что у Свинюгера нашлось во что переодеться. Иначе, боюсь, его не остановили бы даже соображения высшего порядка. Смотрел он на меня так, что я дала себе зарок его в ближайшее время не травмировать. У него, похоже, началось умственное расстройство, и никому не известно, как долго он еще сможет себя контролировать. Тем не менее, он пока сдерживался, хотя от любви в противоположную сторону сделал уже немереное количество шагов. Меня жутко интриговала истинная причина его возни со мной. Я не представляю, что бы подвигло меня терпеть бесконечные издевательства от ненавистного мне человека. Никакая материальная выгода не заставила бы меня нянчиться со Свинюгером!
Немец, как оказалось, успел не только переодеться, но и изменить свою непрезентабельную внешность. Красивее он, понятно, не стал, — это вообще мало вероятно, — но узнать его теперь можно было с трудом. Темно-каштановые кудри взамен короткого ежика седеющих волос и тонкая полоска усов сделали Свинюгера другим человеком. Наверное, он еще и подложил себе что-то за щеки — нижняя часть сильно округлилась. В общем, видок на редкость придурковатый и отталкивающий. Каюсь, я моментально позабыла свои клятвы.
— Ну вот, — насупилась я, — вы такой красавчик, а я должна смотреться крокодилом! Так не пойдет!
— Что-что? — не врубился Свинюгер. Он явно видел себя в зеркале и иллюзий относительно своей новой внешности не питал.
— Вы, говорю, похорошели, а я осталась в страхолюдном гриме! Я его смою!
«Красавчик» скрипнул зубами и потащил меня на выход. Клетку, естественно, я из рук не выпустила. Мыть животное было некогда, а у меня не имелось запасной одежды, так что несло от обеих за версту. Я даже опасалась, как бы не вывернуло и Свинюгера, и ловила момент, когда его скрутит, чтобы отскочить.
Немецкие пограничники проявили к нам не больше интереса, чем болгарские, так что аэропорт мы покинули без проблем. Зато на парковке, как раз возле «мерседеса», караулившего нашу компанию, был приготовлен сюрприз. Из трех машин выскочили полицейские. Свинюгер даже выругаться не успел, нас загрузили в автотранспорт, и машины лихо стартовали с места. Мне показалось или я действительно видела Леона в стоявшем поблизости «фольксвагене»?
Дальше события развивались с калейдоскопической быстротой. В полицейском участке мне позволили умыться, привести себя и кошку в относительный порядок и записали мои показания. Едва я заикнулась об опасности, которой сейчас подвергаются мои родственники в Болгарии, как меня успокоили: все на свободе, и мы скоро увидимся.