Миллионеров украшает скромность
Шрифт:
От радости я попыталась прослезиться, но меня попросили повременить с эмоциями и продолжить. Высказывая многочисленные претензии в адрес негодяя, лишившего столько народу свободы, я особенно упирала на его жестокое обращение с животными. Это, конечно, не Англия, где на братьях меньших народ буквально помешался, но все равно. В лице защитника немецкого правопорядка я встретила полное понимание. Так что даже если за похищение людей тут карают не слишком сурово, за мою измученную кошку Свинюгер ответит по всей строгости!
— Мы
Выслушав про мои мытарства, меня отпустили, и я сразу же попала в объятия Леона.
— Значит, я не ошиблась! — обрадовалась я. — Это ты был в машине на парковке. Но как ты очутился в Германии? Где Милочка? И кто вас освободил?
— Вик, может, помоешься сначала, поешь, а потом поговорим? — взмолился племянник. — У меня с детства обоняние обостренное, да и люди на тебя косятся.
Разумеется, ванна в отеле мне не повредила. Пока мы с Бастиндой, чистенькие и благоухающие, обсыхали, — я в махровом халате, а она в огромном банном полотенце, — Леон пробежался по магазинам и купил нам обновки. Мне достался шикарный белоснежный пуловер, джинсовый костюм и кожаные мокасины. Все подошло идеально, и гордый родственник продемонстрировал приобретения для Баси: и специальную кошачью переноску — держу пари, самую дорогую, — и увесистую кожаную сумку со всевозможными причиндалами. Одних шампуней я там насчитала восемь штук!
Вы не поверите, но уже на следующее утро мы летели в Болгарию. Как Леон сумел это устроить, ума не приложу. Мои подлинные документы остались в сейфе отеля, а липовые, надо думать, у Свинюгера изъяла полиция. Так что я летела по каким-то бумажкам, на которые мне даже не дали взглянуть!
Любопытство меня чуть не угробило. Все, что рассказал мне Леон, касалось исключительно их с Милой освобождения. Больше он ничего или не знал, или по каким-то причинам не считал нужным афишировать.
— Вас же чем-то там парализовали? — удивлялась я. — Как же вы спаслись?
— Не парализовали, а усыпили, — поправил Леон. — И я сумел задержать дыхание. Все равно, конечно, глотнул, но немного. Очухался быстро.
— Ну и?..
— Ну и разобрался с «плохими ребятами», — пожал плечами Леон. — Что они мне, родные? Отделал по высшему разряду.
— А потом? — наседала я. — Как вы узнали, куда полетел Свинюгер?
— Тоже мне проблема, — хмыкнул племянник. — Я и двух пальцев его помощнику не выдернул, он выложил что знал.
Я даже не поморщилась. Кстати, не уверена, что на месте Леона проявила бы столь завидную выдержку и ограничилась выдернутыми пальцами!
В болгарском аэропорту нас, разумеется, встречали. И только поэтому, подозреваю, меня не выслали обратно. У пограничников поотпадали челюсти, когда
Знакомый полицейский появился как нельзя вовремя и после недолгих переговоров с коллегами взял меня под локоток.
— Что вы им сказали? — поинтересовалась я.
— Что по вас давно тюрьма плачет, — невозмутимо ответствовал блюститель закона. — И что, так или иначе, вас через пару часов возьмут под стражу.
— За что?!
Крик истерзанной души полицейского не смутил.
— Давайте посчитаем. — Он затормозил и принялся загибать пальцы. — Работе полиции мешали — это раз; многократно наносили оскорбления представителю власти — это два; развернули собственную незаконную и несанкционированную деятельность, затруднившую правоохранительным органам проведение расследования, — три. А еще втянули в эту самую деятельность других иностранных туристов, подвергнув опасности их жизнь и здоровье. Продолжать?
— Не надо, — буркнула я. — Хорошо, хоть больше не обвиняете в убийстве!
— Пока, — спокойно пояснил полицейский. — Расследование не закончено, и выводы делать рано. Тут, между прочим, еще один труп обнаружили.
— А я при чем?! — закипела я. — Меня похитили бандиты!
— Знаю, — кивнул мерзавец, — видел я этих бедолаг. Тюремный лазарет забит до отказа.
— Да что же это такое! — Я рассвирепела. — Меня чуть не убили, морили голодом, угрожали убить моих родственников и утопить любимую кошку! А теперь еще вы со всякими глупостями! — Убедившись, что полицейский по-прежнему невозмутим, я скрипнула зубами. — Черствый, тупоголовый эгоист! — выпалила я, усугубив претензии к себе болгарской полиции.
— Истеричная феминистка! — не остался в долгу Крысилов.
И этому человеку некогда принадлежало мое сердце?! Да у меня была нервная горячка! Никогда в жизни даже не взгляну на морального урода, бесчувственного монстра, дурацкого биоробота! Как я могла так обмануться?!
Ушей достигли возмущенные вопли, и я узрела рассерженную Милу.
— Сил моих больше нет! — Милочка вырвалась из крепких мужниных рук и подлетела к нам. — Стою-стою, жду-жду! У меня уже ноги отваливаются! Сколько можно?!
— Прошу извинить, — галантно расшаркался бесстыжий полицейский. — Увлекся беседой с вашей родственницей. Давно, знаете ли, не виделись, обменялись приветствиями и комплиментами.
Томной улыбкой он от Милы не отделался. Все еще раздраженно сверкая глазами, она потребовала, чтобы представитель правоохранительных структур ввел жертв произвола и насилия в курс происходящего. Тем более, что он вроде имел неосторожность ей что-то там пообещать.
— Мы девушки беззащитные, — рявкнула Милуша, — а ну как Леон обеих не устережет? Накинутся какие-нибудь оставшиеся на свободе бандиты, что тогда?