Миллионщик
Шрифт:
Все, что у меня было из оружия, — тяжелая трость из черного дерева с массивным серебряным набалдашником. Прекрасный аксессуар для коммерсанта, но скверная замена револьверу. Впрочем, лучше, чем ничего. Рука сама сжала ее рукоять чуть крепче. Спокойно. Дыши.
— А ты, видать, умный, барин? — осклабился второй, заходя ко мне сбоку. — Умных мы не любим. А вот кошельки их очень даже уважаем! Ну-ка, милой, выворачивай карманы, да поживее!
В его руке тускло блеснуло лезвие ножа. Как я и думал.
— Зря вы это, ребята, — вздохнул я, и в этот
Все произошло быстрее, чем они успели моргнуть. Привычка работать на опережение сработала, как и всегда.
Тот, что с ножом, сделал выпад — неловкий, рассчитанный на испуг.
Я не стал отступать. Вместо этого сделал короткий шаг в сторону и чуть вперед, уходя с линии атаки. Его рука с ножом провалилась в пустоту. Он на долю секунды раскрылся, и я нанес удар.
Трость в моей руке мгновенно превратилась не в дубину, а в рапиру. Короткий, без замаха, тычковый выпад, вся масса тела вложена в одну точку. Конец трости вошел ему точно в солнечное сплетение. Раздался сдавленный, похожий на лай кашель. Глаза бандита вылезли из орбит, он выронил нож и сложился пополам, отчаянно хватая ртом воздух, который больше не поступал в легкие.
Первый готов.
Массивный, здоровый как бык третий, тут же с ревом бросился на меня, пытаясь сгрести в охапку.
Я сделал легкий уклон, нырок, пропуская несущуюся на меня тушу мимо, и, выпрямляясь, вложив в удар вес и скорость, опустил серебряный набалдашник трости ему на голову. Раздался глухой, влажный хруст. Громила замер, его рев оборвался. Тяжело выдохнув: «Убил, сука…» — он мешком повалился на булыжники, даже не выставив перед собой рук.
Главарь в фуражке на мгновение застыл, не веря своим глазам. Его команда из трех хищников за три секунды превратилась в двух раненых… и его одного.
Мгновение, и растерянность на его лице сменилась яростью. С диким воплем он выхватил из-за пазухи кистень — на ремне гирькой. Опасная штука, непредсказуемая в своей траектории!
Он крутанул кистень, и гирька со свистом разрезала воздух, метя мне в голову. Я сделал обманное движение, показав, что собираюсь блокировать удар. Он купился. Я резко опустил трость вниз и, как багром, подцепил его опорную ногу у самой лодыжки. Одновременно с этим шагнул вперед, сокращая дистанцию и, пока он, теряя равновесие, заваливался назад, врезал ему локтем прямо в переносицу.
Тошнотворный хруст ломаемых хрящей, брызги горячей крови и волна запаха перегара, овчины и чеснока ударили мне в лицо. Главарь с воплем рухнул на спину. Кистень отлетел в сторону. Не давая ему и шанса прийти в себя, я шагнул вперед, наступив сапогом ему на запястье вооруженной руки, заставляя взвыть от боли, и приставил острый конец трости к кадыку.
Тишина в переулке стала оглушительной. Было слышно только хриплое, булькающее дыхание главаря и стоны того, первого, что все еще пытался разогнуться.
— Ну что, умник, — прошипел я, глядя в его полные ужаса и боли глаза. — Еще хочешь поговорить?
Он молча, испуганно
— Кто послал? — почти ласково спросил я.
— Н-никто… — заикаясь, прохрипел он. — Сами… увидели, что барин богатый…
Что ж, возможно, что он не врет. Обычные уличные грабители. Это было даже немного обидно. Конечно, как-то слишком нагло — нападать средь бела дня прямо в центре Петербурга, ну да кто вас тут, в девятнадцатом веке, знает? То на каторгу волокут почем зря, то теперь вот это… Одним словом — бардак.
— Чтобы я вас больше не видел, — сказал я, убирая трость. — Ни тебя, ни твоих дружков. В следующий раз не бить, а калечить буду. Понял?
Он снова закивал.
— А теперь, — я поднял с земли его кистень и сунул себе в карман, — пшли вон.
Он, не веря своему счастью, подхватив бесчувственных подельников, потащил их в темноту подворотни.
Я остался один посреди пустого, темного переулка. Адреналин медленно отпускал, руки слегка дрожали. Подобрал с земли оброненную шляпу, отряхнул ее, поправил сюртук.
Добрался до своей гостиницы, вошел в номер, заперев дверь на все засовы, открыл свой дорожный саквояж и достал из потайного отделения револьвер, который прибыл вместе с Изей. Да, все-таки не стоило оставлять его. Трость — хорошо, но старый добрый револьвер — надежнее.
Я зарядил его, сунул за пояс, под жилет, пытаясь устроить так, чтобы он был незаметен. Увы, как оказалось, единственный вариант — это наплечная кобура. В продаже таких штук не имелось, но не беда — сделать ее мог, в общем-то, любой сапожник.
Спустившись вниз, я подозвал полового:
— Скажи-ка, любезный, есть тут поблизости сапожник?
— Как не быть! В двух кварталах отсель, Силантий Иваныч! — простодушно хлопая белесыми ресницами, ответил парень.
— Сгоняй-ка за ним, — произнес я, вручая пареньку гривенник. — Да скажи, мол, барин заказ срочный имеет и деньгами не обидит!
Половой убежал, а я почувствовал, как на душе становится спокойнее. С этого дня я решил больше не расставаться с револьвером. В этом чертовом городе надо быть готовым к любым неожиданностям. А то следующий раз разговор может быть гораздо короче.
На следующий день после разговора с графом Неклюдовым я проснулся с тяжелой головой. Петербург давил своей гранитной мощью и запутанностью интриг. Было ясно, что просто прийти и попросить, даже с деньгами и рекомендациями, здесь не получится. Нужно было действовать тоньше, играть по-крупному. Первым делом — визит к Кокореву.
— Изя. — Я постучал в комнату своему верному товарищу, который еще валялся в постели. — Вставай, лежебока. У нас сегодня важная миссия.
— Ой-вэй, Курила, дай поспать! — проворчал он из-за двери. — Я видел такой хороший сон! Будто я Ротшильд, а ты у меня служишь управляющим.