Миллионщик
Шрифт:
Затем я начал решать, кого возьму с собою в поездку. Вот кто мне там точно понадобится, так это Изя Шнеерсон. Наш неутомимый коммерсант и финансист, с его знанием всяких хитроумных схем и лазеек мог очень пригодиться в общении с читинскими чиновниками и купцами. А кроме того, вдруг мне срочно понадобится нарисовать пару-тройку каких-то важных бумажек, которые страшно понадобятся для оформления прииска.
Кроме того, я решил взять с собой троих самых крепких и надежных тайпинов во главе с их «цзуржаном» Лян Фу. Они должны были помочь с перевозкой груза, с обустройством лагеря
Тайпины уже успели зарекомендовать себя как отличные, дисциплинированные работники, и я был уверен, что в пути на них можно положиться. А самое главное — увезя с собой наиболее дельных и предприимчивых, я тем самым сильно уменьшу возможность их внезапного бунта. Из беглых, которых мы приютили, я выбрал крепкого молодого парня по имени Изот. Несмотря на молодость, он мог пригодиться в самых разных ситуациях. Кроме того, я подспудно ощущал необходимость несколько сократить количество «чужих».
Левицкого я решил оставить на прииске за главного. Безусловно, храбрый и знающий военное дело, «вашблагородие» одним своим видом мог бы пресечь бунт работников или прекратить растерянность при внезапном нападении хунхузов.
Однако Владимир, как оказалось, имел на сей счет свое мнение. В последний вечер перед отъездом Левицкий подошел ко мне. Он явно был чем-то взволнован, его обычная дворянская сдержанность куда-то испарилась.
— Серж, — начал он решительно. — Я хочу просить вас взять меня с собой. Я не могу здесь сидеть сложа руки, когда моя сестра… Ольга… там, в России, возможно, в беде. Я должен что-то сделать, попытаться ей помочь. Мне надобно ехать в Россию!
Я с сочувствием посмотрел на него. Однако позволить ему уехать не мог.
— Владимир Александрович, — наконец мягко произнес я. — Я понимаю ваше беспокойство. Но, поверьте, ваша поездка в Читу, не говоря уже о родных местах, сомнительна. Ведь вас дома наверняка опознают, а там арестуют и вернут на каторгу. И тогда вы уже никому не сможете помочь, ни сестре, ни нам.
Левицкий помрачнел. Он понимал, что я прав, но смириться с этим ему было трудно.
— Но что же мне делать? — с отчаянием спросил он. — Просто сидеть здесь и ждать?
— Нет, Владимир Александрович, — возразил я. — Вы остаетесь здесь за главного. На вас — весь прииск, все наши люди. Это огромная ответственность. А что касается вашей сестры… — Я помолчал, подбирая слова. — Я понимаю, что это прозвучит, возможно, самонадеянно, но… давайте для начала вы напишете пару писем. В Чите я постараюсь его отправить. А если уж мне придется ехать в Россию для решения вопроса по прииску, там постараюсь навести вашу сестру и помочь. Благо деньги имеются. А вы уж расскажите подробней, как ее найти, и к кому в случае чего там можно будет обратиться?
Я видел, что мои слова немного успокоили его, хотя и не развеяли всех его тревог.
— Но я могу положиться на тебя, Серж? Сестра и брат — это все, что у меня есть!
— Мы столь многое уже прошли вместе — как можете вы еще сомневаться во мне? — Мне даже как-то обидно стало.
Левицкий был тронут.
— О, разумеется! Серж, если
— Вот. — Он протянул мне два небольших самодельных конверта, запечатанных пихтовой смолой. — Это письма для Ольги.
— Я сделаю все, что смогу, Владимир Александрович, — пообещал я. — Честное слово.
Он крепко пожал мне руку.
— Спасибо, Серж. Спасибо за все!
Тем временем Амур окончательно встал. Лед был достаточно прочен, чтобы выдержать вес нарт. Орокан вернулся, привезя с собою пять больших собачьих упряжек и разномастные нарты. Собаки, столь похожие на привычных в России лаек, азартно пожирали нашу юколу и заливисто перебрехивались друг с другом.
Наконец, началась погрузка нарт: помимо теплой одежды, провианта, оружия и боеприпасов, нужно было взять и то, ради чего, собственно, и затевалась вся эта поездка, — золото.
Двадцать с лишним пудов — это, по самым скромным прикидкам, было около четверти миллиона рублей по нынешним ценам. Огромная сумма! Целое состояние! С таким богатством можно было и насосы купить, и инструмент, и рабочих нанять, да еще и на взятки чиновникам осталось бы. Да что там — свой пароход купить можно на эти деньги! Но везти с собой такую ценность было и крайне опасно.
Пока я метался со сборами, ко мне подошел Сафар. Наш молчаливый, всегда готовый к бою башкир.
— Курила, — сказал он своим обычным, немного гортанным голосом, глядя мне прямо в глаза. — Возьми меня с собой. Золото — вещь опасная, много желающих на него найдется. А я… я тебя не подведу.
Я без проблем согласился. Кому, как не ему, я мог бы доверить охрану нашего золотого запаса? Вот только чуть позже, вспоминая его странный взгляд, я начал задумываться. Что-то в его поведении, в его слишком уж настойчивом желании ехать с нами сильно меня насторожило. Сафар никогда не был болтлив и никогда не навязывался. Он из тех, что молча выполняет свою работу, не задавая лишних вопросов. А тут вдруг сам вызвался, да еще и с таким жаром… И, даже с головой погружаясь в хлопоты, я не мог отделаться от ощущения, что у Сафара есть какой-то свой интерес…
Глава 3
Провожать нас вышел весь наш поселок. Старый Захар перекрестил меня на прощание, женщины-нанайки плакали, артельщики желали удачи. Левицкий стоял поодаль, явно не выспавшийся и молчаливый, он провожал нас долгим, задумчивым взглядом. И вот, заскрипел лед под полозьями нарт, радостно взвизгнули застоявшиеся остроухие лайки, и вскоре наш прииск скрылся за заснеженными деревьями. Впереди нас ждал долгий путь: первым делом мы направлялись по льду амура и Шилки в Сретенск, главный речной порт Забайкалья. Собаки бодро тянули нарты, и уже к середине дня мы вышли на простор Амура. Стоял морозный, ясный декабрьский день. Низко висевшее над горизонтом солнце заливало заснеженную тайгу ослепительным блеском. Впрочем, уже вскоре нам пришлось одеть берестяные очки — насаптоны: в ясный день ничего не стоило схлопотать снежную слепоту.