Милорадович
Шрифт:
«Рассказы о пожаре Москвы, о Бородинском сражении, о Березине, о взятии Парижа были моею колыбельной песнью, детскими сказками, моей Илиадой и Одиссеей. Моя мать и наша прислуга, мой отец и Вера Артамоновна беспрестанно возвращались к грозному времени, поразившему их так недавно, так близко и так круто. Потом возвратившиеся генералы и офицеры стали наезжать в Москву. Старые сослуживцы моего отца по Измайловскому полку, теперь участники, покрытые славой едва кончившейся кровавой борьбы, часто бывали у нас. Они отдыхали от своих трудов и дел, рассказывая их… Я очень любил рассказы графа Милорадовича; он говорил с чрезвычайной живостью, с резкой мимикой, с громким смехом, и я не раз засыпал под них на диване за его спиной» [1590] .
1590
Герцен А.И.Былое и думы. Л., 1946. с. 11.
Москва, наверное, более даже, чем вся остальная Россия, жила
«Нельзя умолчать о мнении знаменитого генерала нашего Милорадовича, который спросил меня: "из чего будут колонны?"
"По недостатку хорошего камня, оне будут из того дикого камня, который можно найти в Московской губернии или даже из кирпича".
1591
Витберг Александр Лаврентьевич(1787—1855) — исторический живописец и архитектор, один из основоположников романтизма в русском зодчестве, автор проекта грандиозного памятника-ансамбля (храм, спуски к реке, набережная) в честь победы в Отечественной войне 1812 года (конкурс 1815 года), задуманного им в тяжеловесных формах позднего ампира, с элементами символики; был заложен в 1817 году на Воробьевых горах в Москве, но не выстроен. В 1839—1864 годах по проекту В. был сооружен псевдоготический Александро-Невский собор в Вятке, где В. находился в ссылке (1835—1839) и сблизился с А.И. Герценом.
"Почему же не из финляндского гранита?"
"Это чрезмерно будет дорого, — возразил я, — по огромности колонн и по дороговизне самой доставки".
"По-моему, тем-то и лучше, чем дороже; чем труднее, тем более славы для памятника России; дешевое, легкое — всякий может сделать".
Такие люди, отличные в каком бы отношении ни были, — сочувствуют великому» [1592] .
Императору Александру I на месте не сиделось — недаром Пушкин назвал его «кочующим деспотом». Европу он любил более России, а потому вскорости отправился в Варшаву.
1592
Записки академика Витберга // Русская старина. 1872. т. 5. с. 540.
«Приезд государя в Варшаву еще более оживил ее. Поляки впечатлительны. На них сильно и горячо отражаются и радость и горе; свита императора была многолюдна и блистательна: князь Волконский, граф Уваров, Милорадович, Остерман, князь Меншиков, генерал Потемкин, любимец Семеновского полка и гвардии, граф Чернышев и многие другие более или менее известные военные лица… Все съехались более или менее доброжелательными и вежливыми гостями; даже и не совершенно сочувствующие возрождению Польши увлекались новостью и блестящей обстановкой зрелища. Пред нами, как и предо всеми, ставилась и разыгрывалась новая драма. На военных же особенно отсвечивались славные дни недавних побед и вступление в Париж Победителя» [1593] .
1593
Вяземский П.А.Записные книжки. М., 1992. с. 300.
«Поляки возмечтали о себе более, чем благоразумие сего дозволяло, и высокомерие свое постоянно выбалтывали, а русские молчаливо, но глубоко затаили оскорбление национальному своему чувству.
"На одном из смотров, — продолжает свой рассказ И.Ф. Паскевич, — подхожу я к графу Милорадовичу и графу Остерману (они тут же были, даже их держали в Варшаве, как и нас, в черном теле, вероятно, также, чтобы привлечь любовь польских генералов армии Наполеона) и спрашиваю у них:
— Что из этого будет? Граф Остерман отвечал:
— А вот что будет: что ты через 10 лет со своей дивизией будешь их штурмом брать.
Он ошибся на три года, — замечает при этом в своих записках князь Варшавский, — ибо я брал у них Варшаву, как Главнокомандующий " » [1594] .
Очаровав, как он считал, поляков, царь отправился в южном направлении.
«В дальнейшем пути император предполагал посетить Бессарабию, Одессу, Вознесенск (где устраивались южные военные поселения), Николаев, Херсон, Крым, Таганрог и Землю донских казаков и вместе с тем осмотреть по дороге различные части 2-й армии, находившейся под начальством графа Беннигсена. Государя сопровождали генерал-адъютанты князь Волконский, граф Уваров и князь Меншиков [1595] , граф Милорадович, флигель-адъютант Михайловский-Данилевский, граф Каподистрия [1596] , статссекретарь Марченко и лейб-медик Виллие [1597] . Кроме того, император Александр пригласил еще в это путешествие австрийского генерала принца Гессен-Гомбургского [1598] и графа Кламма, прибывших в Варшаву для приветствия государя от имени императора Франца. В Кишинёве к путешественникам присоединился граф Аракчеев; обрадовавшись свиданию с другом после
1594
Шильдер И.К.Император Александр I… т. 4. с. 95.
1595
Меншиков Александр Сергеевич, светлейший князь(1787—1869) — государственный и военный деятель, адмирал (1833), почетный член Петербургской Академии наук (1831) и Российской Академии (1835). Правнук А.Д. Меншикова. С 1827 года — начальник Морского штаба и член Комитета министров. В Крымскую войну 1853—1856 годов — главнокомандующий сухопутными и морскими силами в Крыму, после ряда поражений смещен с должности.
1596
Каподистрия Иоанн Антонович, граф(1776—1831) — российский министр иностранных дел; президент Греции.
1597
Виллие Яков Васильевич, баронет(1768—1854)—лейб-медик Александра I, действительный тайный советник.
1598
Гессен-Гомбургский Филипп Август Фридрих, ландграф(1779— 1846) — австрийский фельдмаршал.
1599
Там же. с. 98.
Как видим, компания была достаточно тесная, все на виду, все друг с другом общались. Конечно, все вращалось вокруг Александра I.
«Повторение одного и того же предмета равномерно весьма естественно, потому что император, находясь с посторонними людьми, не мог наложить на себя печати молчания; взор и внимание всех, на него устремленные, поставляли его в необходимость говорить, что, конечно, бывало иногда для него, как и для всякого другого на его месте, утомительно. Однажды он жаловался на сие графу Милорадовичу, который отвечал ему с обыкновенным своим чистосердечием:
— Я с вашим величеством не согласен и нахожу, что очень легко говорить пустяки; я более ничего, кроме вздора, не говорю» [1600] .
Впрочем, не он один в этой компании был такой…
«Хотя формулярный список Федора Петровича [Уварова] и говорит, что он "по-российски, по-французски и по-немецки читать и писать, и историю, географию, математику знает", но современники утверждают, что образованием он не отличался. По поводу его исторических познаний Михайловский-Данилевский рассказывает следующий случай. Во время поездки в Крым в мае 1818 года Александр Павлович был в Керчи на Митридатовой горе; Уваров вздумал говорить с принцем Гессен-Гомбургским о древностях и сказал: "Взгляните на эту гору, построения на ней столь древни, что даже живущий в Крыму очень старый грек Павзаний не запомнит, кем они сооружены". Государь изменился в лице и заметил своему неудачно похваставшемуся познаниями генерал-адъютанту: "Федор Петрович, оставим древности, это не наше дело"» [1601] .
1600
Из воспоминаний Михайловского-Данилевского. 1817 год // Русская старина. 1897. № 7. с. 75.
1601
Сборник биографий кавалергардов. 1801—1826. СПб., 1906. с. 7.
«В особенности прославился Уваров своим французским языком. "Уваров, — говорит князь Вяземский, — иногда удачно поражал французов на поле сражения, но еще удачнее и убийственнее поражал французский язык в разговоре. Охота была смертная, а участь горькая…" …Однажды Уваров и Милорадович, тоже известный плохим знанием французского языка, горячо разговаривали о чем-то. Александр Павлович обратился к графу Ланжерону с вопросом, о чем они беседуют. "Извините, государь, — ответил Ланжерон, — я их не понимаю, они говорят по-французски"» [1602] .
1602
Там же. с. 8.
«Не доезжая Алупки, государь посетил сад графа Милорадовича, лежащий на самом берегу моря. Одно из любимых мечтаний сего необыкновенного человека состояло в том, чтобы предполагать, как он в самом уединенном краю света проведет остаток жизни своей, посвященной славе, любви и затеям…
Местоположение сей дачи прекрасное; в ней находится множество плодовых деревьев, несколько водопадов и террас, устроенных природой, позади сада идет дорога, а за ней возвышается цепь серых скал, которые едва не касаются неба. Граф Милорадович, встречая государя, сказал, указывая на лавровые деревья: "По крайней мере, для вашего величества здесь есть воспоминания". Государь при сем прекрасном приветствии немного смешался и отвечал графу, что лавры принадлежат ему; потом кушал чай у него и сам по просьбе хозяина выбрал место для будущего дома» [1603] .
1603
Из воспоминаний Михайловского-Данилевского… с. 99.