Мимикрия в СССР
Шрифт:
— В. А., вы Библию читали?
Я очень удивилась вопросу.
— Читала. Не всю Библию, а Новый Завет.
— Ветхий Завет тоже нужно прочесть. Как это так: самая известная книга в мире, а вы не читали. Неужели не любопытно?
— Очень интересно и любопытно, но не читала оттого, что редко приходилось держать в руках эту книгу.
— У меня есть Библия. Хотите, я принесу вам и вы можете ее держать 2—3 недели. Только обязательно возвратите. Книга хорошо издана, с иллюстрациями, и я не хочу ее потерять.
— Обязательно возвращу.
Я не стала объяснять
На другой день, перед моим уходом на перерыв, он дал мне тщательно завернутую в бумагу книгу. И все время, пока книга была у нас, я после чтения прятала ее среди других книг на самой верхней полке книжного шкафа, чтобы Давыдовна не увидела. Давыдовна, хотя и грамотная, книгами не интересуется. Даже иллюстраций никогда не рассматривает.
Когда я возвращала Н. Н. книгу, он спросил — интересно ли было читать?
— Очень интересно. Но какие жестокости творили в ветхозаветные времена!
— Прочтете Ветхий Завет и делается яснее, почему учение Христа многими было признано — совершенно особенным, Божественным. А для меня самое интересное место в Библии — это книга Екклесиаста.
— Страшно пессимистична.
— Да. "И возненавидел я жизнь: потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; потому что все — суета и томление духа!" Сильно сказано!
Мой брат Алеша, самый младший в семье, которого мы и теперь называем, к его великому негодованию, "пушок", как мы привыкли называть его в детстве, задумал жениться. Родители были недовольны, считая, что он еще слишком молод: ему только что исполнилось двадцать лет. Мама несколько раз писала мне, прося приехать и "повлиять" на него. Отговорить от женитьбы. Я приехала, и мама сразу же стала жаловаться:
— Он ведь еще мальчишка, у него до сих пор ветер в голове, да и невеста совершенно неподходящая: коммунистка, на шесть лет старше его. Ну какая это женитьба?
— Но ведь и он комсомолец.
— Я надеялась, что с годами у него эта дурь выйдет из головы и он не перейдет в партию, а теперь она его заставит. И скажу тебе, Валя, люди говорят — он у нее не первый!
— Первый или не первый, это его дело, может быть и она у него "не первая".
— Она у него не первая, это и есть главная причина, почему мы с отцом против его женитьбы на Вере. Обесчестил он, негодяй, молоденькую девушку из порядочной семьи, теперь она ожидает ребенка, а он вдруг собрался жениться на другой, — мама заплакала, — такой грех! Говорят, девушка пыталась наложить на себя руки.
— А вы ее знаете?
— Знаю, и ее семью знаю. Такая хорошенькая, только что кончила школу, ласковая, нам с отцом очень нравится. Не то что Вера, та совсем взрослая женщина, и черная как цыганка. Если мы отговорим его жениться теперь, то, может, он вернется к Люсе, когда у ней родится ребенок, и все будет по-хорошему.
—
Мама ничего не ответила.
Придя со службы, Алеша обрадовался, увидев меня.
— Валя, сестра, как хорошо, что ты приехала! Хотя я догадываюсь, что тебя вдруг привело сюда: мама вызвала, надеется, что ты уговоришь меня не жениться.
— Ты угадал. Что это ты задумал жениться в двадцать лет? Походи еще пару лет холостяком, наберись ума, тогда и женись. Я все надеялась, ты поедешь учиться дальше.
— Зачем мне учиться? Пять лет потеть над книгами, сдавать экзамены, жить на хлебе и воде? У меня и так хорошая специальность и я зарабатываю больше, чем инженер. Ты сколько получаешь в месяц?
— Пятьсот рублей.
— А я в этом месяце заработал семьсот, и я получил свою профессию, сварку металлов, за полгода! Я стахановец, меня главный инженер депо лично знает!
— Знаю я вас, стахановцев. Лезешь из кожи вон, перевыполняешь нормы, а потом за тобой все остальные рабочие тянись!
— Нет, какие там у меня нормы! Я заработал, прежде всего, сверхурочными. А стахановец я потому, что берусь делать такую работу, какую не хотят делать другие. Вот вчера я заварил трубу в горячем паровозе. Нормально нужно ждать несколько часов, пока паровоз остынет, чтобы ремонтировать внутри, а я полез в горячий, надел на себя побольше тряпья, обернулся асбестовыми фартуками и полез. Работал, как пес в аду, и заварил. Сэкономил несколько часов простоя паровоза. У нас в депо, когда нужно сделать что-либо в особенно трудных условиях, всегда вызывают меня, — сказал он хвастливо.
— Вот это-то и плохо. Ты сделаешь невозможную работу один раз, а потом других уже будут заставлять делать то же самое, сделал же это Иванов! Я отлично все это знаю. Ты, мальчишка, полез в горячую топку и тебе ничего, а потом заставят лезть пожилого рабочего, он не выдержит, и за это его повесят на черную доску [9] или допекут иначе. В другой раз ты прежде, чем совершать подобные "трудовые подвиги", подумай, что после тебя других заставят повторить это и уже не как подвиг, а как рутину.
9
Две доски, окрашенные черной и красной краской, висят при входе на предприятие или возле конторы. На красной пишут фамилии рабочих, давших отличные результаты работы — это доска почета. На черной — проштрафившихся — это доска позора.
— Я подаю пример только сварщикам, а они все молодые ребята. Хорошенькое же ты дело мне советуешь! Надеюсь, у себя на фабрике ты осторожнее. Узнают, живо упекут тебя в лагерь.
— Я у себя так не советую, я хочу только напомнить тебе об истинном положении, чтобы ты не был эгоистом, а помнил и других. Твое поведение показывает, что ты еще мальчик, а ты собираешься жениться. И зачем тебе спешить? Насколько я знаю, вы и познакомились не очень-то давно. Узнайте друг друга лучше, тогда и женитесь.