Мир до и после дня рождения
Шрифт:
— Игрок в снукерс! — Раиса буквально выплюнула это слово в лицо дочери. — А его голос. Как он говорит. Как работяга. Не представляю, как ты можешь это выносить.
— Мне нравится, как он говорит. В этом его стиль!
— Возможно, мой английский и не так хорош, но даже я понимаю, что у него манеры плебея! — Раиса принялась размахивать руками в такт своего любимого Чайковского. — Мне стыдно объяснять это женщине твоего возраста. К заключению брака надо подходить с практической точки зрения. А не руководствоваться чувствами. Я сама совершила эту ужасную ошибку и не вынесу, если ты
— Оставим обсуждение благосостояния Рэмси, почему ты все в жизни связываешь с деньгами?
— Я говорю не только о деньгах. Брак — это союз двоих людей. Я не хочу сказать, что это своего рода сотрудничество, я не так цинична, как ты полагаешь. Принадлежность к одной стране и культуре тоже имеет значение — должна быть взаимная выгода. Объединение ресурсов.
— Вот! Опять деньги!
— Я не о деньгах! Я о внутренних ресурсах личности. Что ж, если желаешь рассматривать брак только с холодной, практической точки зрения, изволь: качества личности — это товар. Лоренс стойкий, принципиальный, решительный и дисциплинированный. Он заботился бы о тебе до конца дней. Лоренс человек ответственный, а тот, к которому ты сбежала, шалопай!
По ее словам, бестолковая дочь поменяла фьючерсы на золото на свиные потроха.
— Ты совершенно его не знаешь! — Ирина была в бешенстве, но старалась не повышать голос.
— Ирина, ты не хочешь понять, о чем я толкую! Твой отец тоже был эффектным и привлекательным мужчиной. Веселым, так смешно копировал голоса. Вначале мне казалось, что он открыл мне дверь в шикарную жизнь. Но Чарльз был баловнем, не привыкшим думать о будущем. Его интересовала лишь возможность хорошо провести время.
— Кстати, мы с Рэмси прекрасно проводим время вместе, и сегодня тоже, хотя я не уверена, что ты меня понимаешь…
— О, я видела, как прекрасно вы проводите время! Валяться пьяным на полу перед детьми ты называешь прекрасным времяпрепровождением?
— И еще я считаю его очень красивым, самым красивым из тех, кого встречала. Он очень щедрый и добрый.
— Добрый? Значит, то, что я слышала прошлой ночью, ты называешь добротой?
Ирина опустила голову:
— Ладно. Наши отношения — изменчивые. Но в них столько огня!
— Он предал тебя! Может, я понимаю не все слова — он использовал столько отвратительных вульгаризмов, которые я и учить не желаю, — но мне было достаточно слышать, каким тоном он это говорит. Ты должна знать, я никогда не позволяла твоему отцу так со мной разговаривать. Между нами не все было гладко, но он знал, что существует черта, которую он не имеет права переступать.
— Он перешел не одну черту, включая романчики с ассистентками и старлетками, которые заводил, едва вырывался из дома. Но к Рэмси это не относится! У него ничего нет общего с папой!
— Ты пытаешься сменить тему, потому что она тебе неприятна, так? Напоминаешь мне об этих шлюшках, чтобы не обсуждать события прошлой ночи! — Раиса подошла и встала рядом с дочерью. — Он оскорбил тебя! Где твоя гордость? То, что доносилось вчера из твоей комнаты, слышно
— Послушай, — сказала Ирина, оглядываясь и принюхиваясь. Она не раз представляла себе этот разговор, но в ее воображении она сама оставалась спокойной. — Что ты такое говоришь? Что я должна развестись? Потому что ты знаешь его лучше меня, которая знакома с ним семь лет?
— Если ты еще сохранила способность соображать, ты, как можно скорее, поедешь к Лоренсу и будешь молить о прощении. Объяснишь, что у тебя был этот самый, что-то там среднего возраста, как американцы его называют, какой-то приступ, кажется. Скажешь, что поступила глупо, что мечтаешь вернуться!
Ирина смотрела на мать с грустью и непониманием. Кто в их семье и был человеком волевым, так это Раиса, и, значит, она никогда не изменит вынесенного решения, вне зависимости от того, сколько лет моногамной преданности и терпения продемонстрирует Рэмси Эктон. Несмотря на то что мать осуждала ее в мелочах — например, когда в прошлом году она вытерла рот льняной салфеткой после борща, черт, салфетка ведь для этого и кладется на стол, — предыдущие их стычки были лишь мелкими ссорами. На этот раз все было серьезнее. Это раскол. На английском все эти слова схожи по звучанию, но значения у них совершенно разные.
Ирина вскинула руки.
— Жаль, что он тебе не понравился, — сказала она и, резко повернувшись, вышла из кухни.
Ей в спину врезались слова матери:
— Я не могу смотреть на эту трагедию и молчать!
Было очевидно, что мнение дочери она не разделяет, но добавить к сказанному ей больше нечего.
Теперь, когда концерт на кухне наконец был закончен, Татьяна позволила себе выбежать в коридор, где столкнулась с сестрой.
— Кулебяка! — громким шепотом проговорила она.
О боже, вот что это был за запах.
Виноватый вид всех сидящих в гостиной подтвердил, что закрытый процесс показательной порки все же собрал аудиторию, как и задумала Раиса. Только Рэмси, казалось, ничего не замечал, так он был увлечен новой игрой «Чемпионат мира по снукеру 1999», которая уже изрядно надоела детям. Грубый, назидательный тон тещи, хотя она и говорила по-русски, а также постоянное упоминание с верно расставленными акцентами имени Лоренс и робкие, короткие ответы Ирины, в которых часто звучало Рэмси, делало речь Раисы понятной, а попытки жены защитить мужа почти прозрачными.
Ирина подошла к Рэмси и положила руки ему на плечи, он же при этом ни на миг не оторвался от экрана телевизора.
— Ой, лапочка моя, такая классная штука эта игра! Так, подкрутим, вот сюда… И звуковые эффекты супер!
На экране фигурка ее собственного мужа убирала мячи со стола под любимую мелодию «Чокнутый снукер». Рисованный Рэмси в жемчужного цвета жилете выглядел суровее и совсем не улыбался, в отличие от по-идиотски хихикающего прототипа, сгорбившегося на полу над пультом. Художники сделали его лицо чуть более вытянутым, чем на самом деле, да и волосы выглядели более седыми, увы, в игре он был больше похож на старую, умудренную жизнью птицу.