Мир Дому. Трилогия

Шабалов Денис

– Умирали?.. – тихонько спросил Сашка.

– Принесет мать банку… – не слыша вопроса, медленно продолжал дед Никита, глядя куда-то вдаль, словно заглядывал в далекое прошлое, в те дни, когда был еще не седым скрюченным загогулиной стариком, а маленьким мальчишкой. – На складе получали. С банкой консервы четыре сухаря полагалось. И все это – на неделю. Запремся. Пока она суп варит – я в углу лежу. Скрючишься, брюхо руками к позвонкам прижмешь – все полегче. Дух с варева – с ума сойти! А голод жуткий, кишки друг дружку сосут… Из консервы получалось еды на трое суток. Сначала бульон мясной, его на сегодня, чтоб, значит, с голодухи заворот кишок не случился; завтра уже само мясо едим –

волоконце отщипнешь, обсосешь во рту, зубами перемелешь в жижу и после уж только глотай; а на третий день сухари туда, в каструлю, где остатки бульона. Снова похлебка… Пока банка в доме – за дверь не думай. Разорвут. Свои же, кто не утерпел, сожрал консерву в присест, по коридорам караулят, тенями неслышными скользят, словно призраки. По духу чуяли, где есть… После уж, на четвертый день, когда снова в доме пусто – тогда можно выйти. И так – до следующей недели, в понедельник снова раздача на складах…

Крыс ловили, жрали. Хоть и мало тогда их было. А ящеров и змей вовсе не видали, после уж они откуда-то взялись… Вся надежда – склад, что в Доме имелся, да свиньи. Но разве прокормишь такую ораву? Десять тыщ человек!.. Куда там… Нормы урезали максимально, только чтоб ноги таскать. Как в блокадном Ленинграде, прости господи. А толку?..

Умирали, спрашиваешь? Умирали. Вечером спать ляжешь – из коридора кричит. Знаешь, как от голода кричат? Безнадежно, монотонно, на одной ноте… Долго, порой и всю ночь. И с каждым часом все тише, и тише, и тише… Утром выходим с матерью за водой – а он под дверью лежит. Неживой, конешно. Шел, упал, сил подняться нет, ползти – тоже. А выйти к нему никто и не вышел – сами такие же. День лежит, смотрит в потолок глазами мертвыми. Вечером придут солдаты, берут его в Отработку волочь. Четверо их – так они сами от голода шатаются. Унесут кой как. Все, прощай, человек. Кто просто тихо умирал; кто пытался своих же грабить, но потом умирал – сам ли, или солдаты помогали; кто охотился с ножом или арматуриной в пустых коридорах и после людей ел – и умирал в петле; кто до последнего на Периметре стоял – и потом все равно умирал, там же, на посту. Обныкновенно это стало. Обычно. Утром выползешь в коридор – а отсек напротив нараспашку. Выносят. Завтра – сосед справа. Послезавтра – через пять дверей или в конце коридора. У кого мать, у кого отец. Сын ли, дочь… Так три тыщи и перетаскали…

А раз собрались кто поотчаяннее, кому совсем уж край – и на ферму! Ферма тогда одна была, да не в Галерее, а на третьем уровне, где Убежище теперь. И давай штурмовать! Свиней-то раз-два и обчелся – так нет… Голод не тетка. Солдаты тогда сотни три народа положили. Прям с пулеметов резали толпу. Кровищи – море! А не пустили. Иначе, может, и не выжил никто, если б свинюш растерзали… Но и тоже, вишь, на пользу получилось. Всех, кого порезали, – на корм свиням. А как ты хотел?.. Все в дело сгодится.

И ведь сами – сами-то они держались, из вояк, кто свиней стерег! Иные бы плюнули да пожрали все – а эти нет. Берегли… Счет вели скрупулёзно и как прибыток – сразу на всех делили. Говорят, кто и сам там же умирал, а животину ни-ни, не ели…

Щенок у меня был… Щас уж и не помню, откуда тут появился – память-то отшибло начисто, и не токмо у меня. Картинки смутные – да, мелькают, а так штоб с понятием – этого нет… Тошшой! Сущий шкилет. Я его гладить – а он мне пальцы грызет с голодухи… Челюстишка-то слабая еще, куда ему, даже не царапнет… ан нет. Мурзится, взвизгивает – а не отпускает!.. Хотела мать его сварить – да я не дал. И от коридорных призраков прятал… Из своей доли ему уделял, подкармливал, как мог…

Жуткое время. Да… жуткое. Смутное Время. А многие и с ума сошли. Убегали из Дома. И долго потом в паутине попадались. Идешь –

а он на тебя из-за угла рычит да скалится, глазами сверкает… Я вот не сошел с ума, нет. Маленьким проще – они с ума не сходили. Маленькие просто умирали… Но ведь выжили. Выжили, да. Таковы мы, русские. Сплачиваемся в тяжелую годину. Как же это говорилось-то… Трудные времена рождают сильных людей – сильные люди создают хорошие времена; хорошие времена рождают слабых людей – слабые люди создают трудные времена. Была такая раньше поговорка… И щен мой выжил, они потом на пару с Шелли стока наплодили… страсть! До сих пор собака и человек вместе, как и всегда, испокон веков. А потом – Грохот…

– Да нет, дедуль, ты что-то путаешь, – нахмурившись, пробормотал Знайка. – Грохот – он же сначала был!.. И только потом люди в паутине и оказались!

– А может, и сначала, – легко согласился дед Никита. – Говорю же – старый стал, не помню.

– А морфы – они когда? До Грохота или после уже пришли? – спросил Серега.

– Морфы-то?.. – дед надолго задумался, сосредоточенно хмуря кустистые брови и осторожно жуя хлеб беззубым ртом. – Кажись, до Грохота было... В Журнале аль не сказано?

– Я читал, – подал голос Знайка. – Во втором журнале вообще ничего о Первых Днях.

– Да как же так?.. – удивился Сергей. – И все ты опять перепутал, дед Никита. Не могли они до Грохота быть. Контр'oллеры разве не после Грохота пришли? После! Значит, и морфы тоже после! Ведь это же они людей воевать учили!

– Э, нет… – улыбнулся старик. – Если после Грохота – тогда бы я их наверняка помнил. А так – тоже смутно мелькают. Значит – до Грохота, точно.

– Мелькают?!.. – поразился Серега. – Ты помнишь их, дедуль? Как они выглядели? Кем были?! Что вообще… – он запнулся, растерявшись от хлынувшего вала вопросов… – что о них вообще известно?!

– То-то и оно, что мелькают… – помолчав немного, ответил старик. – Не помню я! Поживешь с мое – поймешь. Мелькают – тени серые! И пятна света тож! Говорят же – очень сильны были и собой здоровы! И огонь в руках! Знаешь сказку-то?.. Во-о-от… Память, она, милок, ого как часто подводит… А контр'oллеры и до Грохота тоже приходили. Вроде бы… – и он умолк, озадаченно потирая лоб и хмуря густые кустистые брови.

Серега, услышав это утверждение, в сомнениях почесал под левым ухом. И впрямь запутался дед. В батькиных сказках говорилось, что морфы уже после Грохота пришли. Людям на помощь. Но сказки на то и сказки, веры им особой нет… Может, попробовать у него сегодня подробнее выспросить?..

– Морфы – ладно. Ты, дедушка, про Первые Дни помнишь еще? – вернула Ольга Ивановна разговор в нужное русло. – Как выжить смогли? Откуда еду брали? Как вообще жили?

– Какое-то время после Грохота мы из Дому носу не казали, – продолжал рассказ дед Никита. – Потом выходить начали. Но и тоже… вблизи, не дальше Кольца… Это потом уж освоились, начали кто куда бродить… Голод выгнал. Стали все дальше от Дома забираться. Тогда-то на озеро и набрели. А там – рыбы видимо-невидимо! И фабрика на берегу! Мы обрадовались, думали, на людей наткнулись… Ан нет. Пусто, как везде в паутине. Но рыба эта все и решила. Рыба и водоросли. И свиньи.

– Да кто же фабрику построил? – немедленно спросил кто-то из ребят. – Откуда она взялась? И где люди?..

– Кто ж знает… – развел руками старик. – Тайна. Как и многие-многие тайны, что окружают Дом. Растите. Учитесь. Может быть, когда-нибудь кто-то из вас и узнает, почему мы оказались здесь. Может, именно вам и суждено это понять…

– Дедуль, рассказал бы ты ребятам и дальше, не только о Первых Днях, – попросила Ольга Ивановна. – Как жили сначала? Кто и чем занимался? Как вообще произошло становление общины?