Мир Гаора
Шрифт:
Мрачное настроение хозяина вполне гармонировало с погодой и настроением Гаора. Смерть Снежки, невозможность отомстить её убийцам и необходимость отказаться от тренировок - последней отдушины в этом чёртовом сумасшедшем доме - всё это довело его до состояния мрачного холодного исступления. Близкая опасность тёмным свинцово-блестящим облаком стояла вплотную. Он ощущал её кожей, внутренностями, звенящей, как комариный писк, болью где-то в глубине мозга. И не мог понять: откуда и от кого её ждать. Со всех сторон. От любого. Спокоен он был только за рулём. Но ездили теперь только в Дом-на-Холме и оттуда в "Орлиное Гнездо", никуда не заезжая.
Ночью прошёл очередной смешанный с мокрым снегом дождь, и дорога блестела, как намасленная. И скользила так же. Гаору пришлось сбросить скорость. Фрегор недовольно дёрнул головой, но промолчал. То ли ещё не проснулся, то ли понял, что риск навернуться насмерть вполне реален.
Тёмно-серые низкие тучи, потерявшие листву деревья, враждебно блестящий бетон шоссе, серые коробки блокпостов, нехотя козыряющие их машине полицейские в тяжёлых, скрывающих лицо плащ-палатках... И вокруг, и на душе одинаково погано.
Не дожидаясь приказов, Гаор въехал в гараж Дома-на-Холме, остановился в ставшем привычном за эти дни углу и выключил мотор. Фрегор вздрогнул и как очнулся.
– Да, иначе не получится, - пробормотал он.
Последнее время Фрегор часто так бормотал, неразборчиво и вполголоса. Гаор к этому привык так же, как к его прежним визгливо-крикливым жалобам, и так же не слушал.
– Да, - Фрегор сидел, нахохлившись, и будто не собрался выходить.
– Да, иначе нельзя, Венн сволочь, но он прав, надо сдать, скинуть балласт, мне некого сдавать, только тебя.
Гаор невольно насторожился.
– Но ты мне нужен, ты мой, нет, иначе нельзя...
Фрегор наконец замолчал, посидел молча и властно бросил.
– Жди приказа.
– Да, хозяин, - очень спокойно ответил Гаор, - ждать приказа.
Фрегор вылез из машины, постоял рядом, будто забыв, куда ему идти. Всё это не нравилось Гаору всё больше и больше. И последние слова хозяина, с которыми тот ушёл во внутренние помещения, не успокоили, а добавили тревоги:
– Помни, Рыжий. Ты мой. И только мой. И всегда будешь моим.
Гаор остался один в пустом гаражном зале, полутемном, несмотря на горящие под потолком ослепительно-белые шары ламп. Чёрт, что происходит? Кому его хотят сдать? Но думай, не думай, ни хрена ты не сможешь. Ни придумать, ни сделать. Бежать? Куда? В ошейнике и с клеймом можно сбежать только в печку. Чёрт, почему здесь никогда ни души, только пустые машины?
Он откинулся на спинку сиденья и приготовился ждать.
То ли он задремал, то ли... но вдруг послышался резкий щелчок, и голос Фрегора откуда-то сверху позвал его:
– Рыжий!
Гаор вздрогнул и заморгал, растерянно огляделся. Селектор, репродуктор? Что это?
– Рыжий!
– повторил голос уже с явным раздражением.
Гаор вышел из машины и захлопнул за собой дверцу. Видимо, где-то здесь были глазки и за ним следили, потому что прозвучала следующая команда.
– Иди к двери номер пять. Тебя встретят.
– Да, хозяин, - на всякий случай громко сказал Гаор и пошёл к дверям в дальней стене.
Когда раньше хозяин брал его с собой во внутренние коридоры, то входили они через дверь номер три. Вот она. А дверь номер пять? Вот и она. Гаор подошёл и остановился в шаге перед ней. Страха уже не было. Что будет, то будет. Дверь беззвучно открылась, и он твёрдо шагнул вперёд.
И сразу стало темно. Потому что ему накинули на голову мешок. Как тогда - успел он подумать, пока те же умелые руки, не причиняя, как он догадался,
Его куда-то вели, долго, с поворотами, он даже успел подумать, что надетый ему на голову мешок скрывает ошейник, так что со стороны даже не видно, что ведут раба. И интересно: это специально, или мешок общий для всех? И как тихо, он не слышит ни своих шагов, ни шагов конвоира, ковры, что ли, специальные? Потому и Тихая Контора? Зачем? Чтобы потерял ориентировку? Как на первичной обработке перед клеймением? Наверняка. Больше незачем. Значит... значит, допрос? Кого он должен выдать? Или прикрыть? Что врать, непонятно. Значит, молчать. Сможет? Надо смочь. Терять ему уже нечего. А если это у Фрегора? Упущения по службе. И... и что? Умирать, как положено преданному рабу, спасая хозяина? Да ни хрена, он спасает не хозяина, а себя. Стукачом, палачом и подстилкой не был и не будет. Это вы нелюди, а я человек. И умру человеком. И противный липкий холодок страха где-то внутри. И желание, чтобы всё уже кончилось. И сознание, что всё только начинается, и этот марш в полной темноте и тишине, марш в неизвестность - самое лёгкое и нестрашное из всего, что может с ним здесь случиться.
Его внезапно остановили, и он услышал:
– Благодарю. Можете быть свободны.
Рядом щёлкнули каблуки, державшая его рука исчезла. Гаор даже чуть пошатнулся от неожиданности и переступил, расставив для упора ноги.
– Что-то новенькое, - сказал чей-то похожий на голос Венна не тембром, а интонацией весёлый голос.
– У нас не соскучишься, - хохотнул ещё один.
– К делу, - прервал их тот, что отпустил конвоира.
"Значит, их трое", - успел подумать Гаор. И с него сняли мешок.
Он не ошибся. Их было трое. Все молодые, гладко выбритые, в серых костюмах, но не обычных, а... полуспортивных-полувоенных. И комната... так же тройная. Треть - белая, выложенная отмытым кафелем, с "кобылой", только не деревянной, как в Дамхаре, а стальной, с разложенными на столе у стены ремнями и прочими приспособлениями. Треть - казённого серо-коричневого цвета, с вытертым линолеумом на полу, простым канцелярским столом, заваленным бумагами и папками, и такими же канцелярскими шкафами у стены. И треть - с паркетным полом, мягким диваном и креслами вокруг уставленного бутылками и тарелками низкого круглого стола. О том, что следователи работают в паре: "добрый" и "злой", и как только ты это поймёшь, усвоишь и приспособишься, так они раз - и поменяются, чтоб у тебя голова кругом пошла, Гаор помнил ещё по той фронтовой истории, когда он каким-то чудом проскочил мимо Трибунала, попав на гауптвахту. А здесь, значит, трое, и у каждого свой антураж для допроса, и чтоб далеко не ходить, всё в одной комнате. Но это всё так, пустяки. А вот окна... длинные, во всю стену, одно черно-блестящее, как окна в сторрамовском комплексе, он тогда ещё узнал, что это такое стекло, с одной стороны зеркальное, а с другой прозрачное, а другое окно, на другой стене, задёрнуто плотной светомаскировочной тканью. Но из обоих, как он сразу сообразил, просматривается вся комната, "мёртвого" пространства нет. А кто там, за этими стеклами... "Ну, вот и твой край, Рыжий, держи оборону, сержант, на последнем, - постарался мысленно пошутить Гаор, - рубеже". Их трое, ты один. Как говорил Ворон? Когда ни умирать, всё равно день терять. К бою, сержант.