Мир колонизаторов и магии: Практика

Птица Алексей

Пока шла ожесточённая битва, постепенно успокаивающаяся, в виду уменьшения количества индейцев, мне удалось зарядить два пистоля и мушкет. Наставив мушкет на одного из пиратов, очень широкого и сильного, я поджёг фитилём порох. Грохнул выстрел, и огромная свинцовая пуля, ударив в спину, сбросила его вниз, за борт.

Мушкет тут же выпал из моих рук, и, схватив оба пистоля, я поочерёдно разрядил их в пиратов.

— Предательство! — вскрикнул один из них, обернувшись ко мне.

— Нет! Это месть! — ответствовал я ему. Мои начальные навыки управления водой позволили тут же нанести удар.

Небольшой объём жидкости поднялся с поверхности моря и, повинуясь моей воле, ударил по кучке пиратов, столпившихся у правого борта.

Удар водой никого из них не убил, и даже не ранил, но около десятка бойцов Гасконца полетели головой вниз, эффектно приводнившись в море. Порядки пиратов смешались, и в это время подоспела лодка с Алонсо и индейцами, находившимися в резерве, которые тут же полезли наверх по пушечным портам и верёвкам оборванного такелажа, свисающего, к тому времени, по всему борту корабля.

Схватка закипела с новой силой. С одной саблей не сильно повоюешь, но и пираты уже были в панике и начали убегать в трюм, надеясь там отсидеться, забаррикадировавшись.

Гасконец остался на палубе с десятком самых храбрых пиратов, двое из которых бросились на меня. Отбив саблю одного, а потом другого, тут же воткнув её в третьего, я быстро, с мастерством и грациозностью обезьяны, взобрался на грот-мачту, оставив в недоумении своих врагов. Впору было задействовать последний козырь.

Удобно устроившись на марсовой площадке, я окинул взглядом общую картину боя. Алонсо, с пятью выжившими индейцами, продолжал отважно сражаться. Ему противостояло шесть пиратов, ещё двое лезли ко мне, желая расправиться с угрозой сверху.

— Убить! — И диск цели, вырвавшись из моих рук, воткнулся сначала в одного пирата, а потом и в другого, заставив их выронить оружие и с грохотом сорваться с мачты на палубу. Мигом, спустившись и подхватив валяющуюся на палубе саблю, я снова вступил в бой. Через пять минут, получив мою поддержку с тыла, Гасконец остался с двумя пиратами.

— Сдавайся Гасконец, пока есть возможность.

— А то, что? — недобро взглянув на меня, ответил он.

— А то я отрублю тебе руку, возьму в плен, а потом индейцы принесут тебя в жертву своему кровавому богу, а заодно, и всех твоих подельников.

— Вы всё равно не оставите нас в живых!

— Возможно, а возможно, что и оставим. Нам ещё нужно довести ваш корабль до материка. Обещаю, что сдам вас тамошним властям, для совершения суда.

— Какие гарантии ты представишь нам, и кто ты?

— Гарантии? Скажем, мне выгодно сдать тебя властям, и намного выгоднее, чем убить. Ты будешь судим, и у тебя будет шанс ещё пожить на этом свете. А если нет, то итог один, как у твоего подельника, и я взял в руки пистоль, переданный мне Алонсо, и хладнокровно прицелился, но так и не выстрелил, ожидая реакции от Гасконца.

— Вы победили с помощью индейцев, но вы белые и не французы. Так кто вы?

— Испанцы! И мы с тобой уже встречались, Гасконец. Но не будем о прошлом. Ты сдаёшься?

— Сдаюсь, если вы… и он внезапно бросился на Алонсо, ударив его шпагой. Алонсо успел отвести удар от себя, но не полностью, и шпага пронзила его плечо. Вне себя от ярости, я ударил саблей и отрубил Гасконцу руку,

которой он нанёс удар, а потом, оставив его истекать кровью, набросился на оставшихся двух пиратов.

Индейцы сделали также, и бой был закончен. В трюме были найдены выжившие пятеро пиратов, которые сдались нам и были загнаны в клетку, предназначенную для пленных. Туда же был внесён и перевязанный Гасконец, лишившийся одной руки. Я был настолько любезен, что, после лечения Алонсо, обработал и его рану. Один из индейцев убежал к вождю, чтобы уведомить о нашей пирровой победе, и обещал вернуться к полудню, с помощью.

Глава 15 Двойная схватка.

— Сильный Духом, мы выполнили свои обещания, как и договаривались, и теперь у тебя многие воины вооружены железным оружием.

Индеец, не меняя своего обычного каменного выражения лица, склонил голову в понимании говорящего.

— Мой народ доволен, Морской Филин! Ты можешь к нам «прилетать», если твой путь будет проходить недалеко от нашего острова. Мы расплатились за твою помощь жемчугом и жизнями своих воинов. Всего двадцать воинов вернулись из твоего похода.

Я с сожалением пожал плечами.

— Согласен, потери оказались очень большими, но твои воины храбро сражались и убили пиратов больше, чем было нас. Я благодарен тебе, вождь, за твоё доверие и помощь. Я больше не вернусь, прощай!

— Прощай и ты, Морской Филин, мы с дочерью будем помнить о тебе.

Накатила необъяснимая грусть и опустошенность. Я встал и молча ушёл, не оглядываясь.

Три дня мы с Алонсо, у которого рана ещё не до конца затянулась, снаряжали корабль к выходу в море. Загрузив воду и подняв остававшееся на дне серебро, с помощью индейцев, мы, развернув паруса только на грот-мачте, да и то не все, отчалили от берега.

Пятеро пиратов нехотя выполняли наши указания. Всё холодное оружие мы отдали индейцам, оставив себе лишь шпаги и кинжалы. Мушкеты и пистоли были сложены в капитанской каюте и приведены во временную небоеспособность. Порох и пули с кремнями хранились в другом месте, надёжно спрятанные. А мы с Алонсо щеголяли перевязями, укомплектованными по два пистоля.

Почему по два? Потому что, четыре пистоля в скоротечном и неожиданном, в случае нападения, бою только мешали, а не помогали. А два пистоля обеспечивали некоторый перевес, при обороне даже от всей пятёрки пиратов, что, в принципе, было невозможно. Ведь мы тоже дураками не были.

Пираты работали под нашим контролем, когда один из нас руководил ими, или помогал устанавливать паруса, другой стоял с пистолями наготове. Выйдя из бухты и проложив курс в сторону материка, я занял место за старым штурвалом.

Взявшись за его потёртые ручки, я снова ощутил уже подзабытое чувство единения с кораблём. Он стал жаловаться мне на плохое отношение к себе, на бесконечные бои, которые разрушают его вибрацией и ранят тело ядрами.

Об этом скрипели его мачты, шелестели паруса и трепался на ветру такелаж, порванный во многих местах. Испанского флага на борту «La Gallardena» не было, был только французский, и пиратский, красного, как кровь, цвета, с нарисованным на нём белым черепом. Ни один из них нам, по понятным причинам, не подходил.