Мир колонизаторов и магии
Шрифт:
Стоящие рядом мужчины уставились на её жемчужные зубки, блеснувшие из-под ярких карминовых губ. Но Мерседес не обманывалась на её счёт, уж она-то знала, как порой может быть жестока её старшая сестра, в том числе и по отношению к ней. Но они любили друг друга, несмотря на разность характеров, а может быть, именно за это, кто знает?
Через несколько минут лодка, вернувшаяся с острова, пристала к высокому борту корабля и по верёвочной лестнице, сброшенной вниз, стали по очереди подниматься матросы. В середине цепочки поднимался и юноша, невысокого
Наблюдая сверху за поднимающимися, обе девушки заметили, как у него за пазухой, в складках грязной, полотняной рубашки болтается на груди простой деревянный крест и, что неожиданно, интересный прибор, называемый астролябией. В отличие от младшей сестры и остальных встречающих, Долорес видела, что астролябия у мальчишки совсем не простая. Она излучала только ей видимую синюю ауру, указывающую, что это артефакт.
В то же время, по этой ауре Долорес поняла, что она видит морской артефакт, либо связанный с морем, а это не её специализация, да и вообще, все эти морские артефакты, в подавляющем своём большинстве, представляли собой навигационные приборы разной степени точности, и не более того.
Были, конечно, артефакты и других направленностей, как, например раковина, которую держал в руке мальчишка. На ней даже было что-то выжжено или нацарапано, но это тоже был морской артефакт, вроде тех, которые помогают вызвать попутный ветер или гарантируют удачу в пути. Её это не интересовало, кроме самого факта того, откуда у безродного мальчишки, брошенного на необитаемом острове, такие вещи?
Подросток едва смог перелезть через планшир и буквально упал в руки матросов. Шатаясь из стороны в сторону, он поднял голову и выпрямился во весь рост. Теперь его можно было рассмотреть уже детально.
Кроме того, что он был одет в свободную, разорванную на груди рубаху, на его теле болтались штаны, сделанные из грубой парусины и державшиеся на пучке растительных волокон, надёрганных из листьев пальмы. На ногах ничего не было, кроме грязи, запёкшейся крови и стёртых либо жёстких мозолей.
На его ещё безусом лице, загоревшем до черноты, ярко выделялись карие глаза, временами, необъяснимым образом, казавшиеся серыми. Взгляд их был угрюм и недоверчив. Под глазами темнели чёрные пятна от недоедания и пережитых опасностей.
Но больше всего на его лице обращал на себя внимание перебитый в двух местах нос. Бывший когда-то ровным, с правильными, тонко очерченными крыльями и лёгкой горбинкой посередине, сейчас он был похож на клюв совы, а учитывая мужской род обладателя оного, то на клюв Филина.
И если посмотреть сразу не на глаза, а на нос, то возникало опасение, что мальчишка им может клюнуть, причём, даже понимание того, что это всего лишь человеческий нос, а не ороговевший совиный клюв, не убирало соответствующих опасений.
Встряхнув головой, чтобы отвлечься от ненужных образов, Долорес снова посмотрела на подростка, мельком обратив внимание на его саркастически улыбающиеся пухлые губы и немного отвисшую
Глава 17 На галеоне
Себастьян Педро Доминго де Сильва молча смотрел на мальчишку, который стоял на палубе его корабля, и он думал то же, что и его дочери. Широкий нож у мальчишки, во избежание досадных недоразумений, уже отобрали, и теперь он стоял перед ним безоружный. Всё остальное, что было на нём, не тронули. Но, кроме морских навигационных артефактов, у него за душой не было и сентаво, не говоря уже о чём-то более существенном.
— Ты испанец?
Мальчишка гордо поднял свою голову и, наставив крючковатый нос прямо на капитана, ответил.
— Эрнандо Хосе Гарсия-и-Монтеро, сын моряка и навигатора, по прозвищу Портулан. Попал в плен к пиратам Генри Моргана в Панаме, дошёл до Атлантического побережья вместе с отцом Антонием, священником-доминиканцем, а затем был продан на пиратский корабль французам. Их капитана звали Гасконец.
— Так, так, так, — невольно произнёс вслух Себастьян. — О Гасконце я наслышан, и ты не врёшь?
— А вы что, не доверяете мне? И где бы я так хорошо выучил испанский в тринадцать лет, и каким образом очутился на пиратском корабле, а потом и на необитаемом острове? Не слишком ли много если?
— А ты умён и велеречив, для столь юного возраста, — с досадой и злостью сказал де Сильва, раздумывая, что делать с этим мальчишкой.
Тут, неожиданно для всех, в разговор вмешалась мать девушек и его жена.
— Себастьян, я знаю этого мальчика! Конечно, он очень изменился, но не от того, что пытался это сделать, а оттого, что ему не предоставили иного выбора. Мы действительно вместе с ним шли из Панамы.
— Мама? — обе дочери невольно ахнули и одновременно посмотрели на свою мать, которая, неожиданно для них, подошла к подростку и стала вглядываться в его глаза, а потом опустила руку на его косматую голову с волосами, торчащими грязными сосульками в разные стороны.
— Восемь реалов? Так, кажется, тебя называли пираты, — немного грустно спросила она.
— Да, тогда, да.
Я узнал эту красивую женщину. Это именно её хотел и желал Морган, но она так и не дала ему никакого шанса на это. А потом её смогли выкупить, и она исчезла из нашего с падре поля зрения, вернувшись к своей семье. А мы, а мы продолжали свой путь в никуда, пока наши судьбы снова не пересеклись, уже на этом корабле.
— Меня сейчас уже не так зовут, благородная сеньора.
— А как, позволь узнать у тебя, — вежливо проговорила она, убирая с моей головы свою руку, стараясь незаметно отряхнуть её от песка и грязи.