Мир колонизаторов и магии
Шрифт:
Нищие никому не нужны, так же, как и убогие, поэтому никаких иллюзий я не питал. И что я мог предложить своим спасителям, кроме службы или дружбы. Только сейчас до меня ясно дошло, что я никто в этом мире. Вот я смог выжить, а дальше — то, что?
Ни семьи, ни дома, ни дальних родственников, ни денег у меня не было. Можно продолжать и дальше эти перечисления: ни работы, ни перспектив, но это уже лишнее. И вот как себя предлагать? А что я умею? Плавать? Работать с интернетом, которого здесь нет! В общем, полная засада с этой свободой. Пока её не было, я и не думал ни о чём другом, кроме
А вот сейчас она подстерегла меня и теперь везёт, причем неизвестно куда. Впрочем, пойду, узнаю у кого-нибудь, что меня ждёт в самое ближайшее время. По крайней мере, меня кормят, поят и дают угол, где можно поспать.
— Эй, мучачо, — обратился ко мне один из матросов, — тебя ждут наверху. Пойдём со мной, я тебя провожу. И, поднявшись на верхнюю палубу, я пошёл вслед за ним.
Сильный ветер бил в лицо, рвал поставленные паруса, толкая весь корабль вперёд. Это был огромный корабль, в котором я узнал галеон. На корме находился двойной штурвал, за ручки которого держался сейчас один матрос, но в любую минуту к нему мог прийти на помощь и второй, чтобы вдвоём они смогли быстро развернуть огромное судно в нужную сторону.
— Иди сюда, мальчик, — крикнули мне с квартердека. На нём стоял капитан корабля, а с ним девочка-подросток с круглыми любопытными глазами.
— Я не мальчик, меня зовут идальго Эрнандо, по прозвищу Филин.
— Ты так гордишься своим прозвищем, малыш! — усмехнулся капитан.
— Это прозвище мне дали пираты, и не в их интересах давать мне благородную кличку, наоборот, любое прозвище может быть заслуженным, — пояснил я.
— Ну-ну, — хмыкнул капитан, — хорошо, буду тебя называть Эрнандо, так будет проще и тебе, и мне. Меня зовут Себастьян Педро Доминго де Сильва, я хозяин и капитан этого галеона. Название галеона — «Сантьяго». Кроме меня на этом корабле плывут мои дочери и жена, с который ты уже знаком. А это моя младшая дочь, её зовут Мерседес, — и он показал на стоящую рядом с ним девочку, с весьма независимым, можно сказать, даже наглым и спесивым видом.
Девочка была красива. Каштановые вьющиеся волосы были заплетены в тугую косу, а её худенькое телосложение со временем должно было превратиться в роскошную фигуру. Но мне какое до этого дело…
— Мою младшую дочь зовут Мерседес, а старшую Долорес. Ты будешь делать то, что скажет тебе Мерседес и помогать ей. Здесь ей скучно, ведь здесь нет детей, а вокруг только взрослые. Ты сказал, что тебе тринадцать?
Двадцать восемь, — хотел сказать я, но сдержался. Кто его знает, сколько мне лет, вроде действительно, тринадцать.
— Да, тринадцать.
— Хорошо, моей дочери двенадцать лет. Подходящий возраст.
Не знаю, что он имел в виду, но мне в голову пришла мысль, что подходящий возраст либо для совместных игр, либо для женитьбы.
— Ты умеешь фехтовать? — вывел меня из задумчивости отец девочки.
Фехтовать я не умел, о чём честно предупредил этого дона.
— Плохо, Мерседес нужен партнёр для отработки приёмов. Хотя…
— Мерси, попробуй себя в качестве тренера, заодно вспомнишь всё, чему тебя учил мастер, отточишь свои навыки и увидишь со стороны свои же ошибки. Как тебе моя идея?
— Хорошо, папа, я так и сделаю, — послушно
У девчонки были удивительно выразительные глаза, разговаривая с отцом, она обращала на себя внимание яркой их зеленью, а глядя на меня — уже слабой синевой расчётливости. Паинька, типа, на людях, а на деле…
— Пойдём со мной, — прозвучал её хриплый и совсем не нежный голос.
Курит, что ли? — про себя подумал я. Голос охрипший, или пьёт, а так ведь и не скажешь. Часть этих мыслей оказалась на моём лице и девочка смогла их прочитать, что впоследствии меня совершенно не обрадовало. Но неприязнь друг к другу у нас зародилась, что называется, с первого взгляда.
— Ты точно не умеешь владеть ни саблей, ни шпагой? — на всякий случай уточнила она, требовательно глядя на меня своими синими глазами.
— Точно, нет!
Девчонка, получив от меня ответ, не стала тянуть кота за причиндалы и сразу взяла с места в карьер. В скором времени нам были принесены шпага, сабля и дага. Расположившись на полубаке, Мерседес приступила к моему обучению или, скорее всего, к своему развлечению.
Для начала она сравнила длину наших рук и разницу в росте. Для своих лет она была довольно высокой, и я был выше её всего на десяток сантиметров. А вот руки у меня были длиннее. Из-за этого мне досталась дага, а девчонке шпага.
— Смотри, вот фехтовальная стойка. Она бывает разной. В испанской школе фехтования — декстрезе, упор делается на перемещения влево-вправо, а в итальянской — в сторону противника.
Дальше пошли объяснения удара прямой линии, особенностях длины рук и рубящих или колющих ударов. Потратив на меня полчаса, девчонка сочла свой долг учителя выполненным и приступила непосредственно к практическим тренировкам, чем немало меня удивила.
Я стоял, как дурак, держа в руках дагу и пытаясь отбиться от бешеной девчонки. Удар, ещё удар, и дага вылетает из моей руки и катится по палубе полубака, едва не свалившись дальше. А на руке остаётся болезненный кровоточащий порез. И снова схватка, мы сближаемся, укол — порез, укол — порез. Девчонка явно вошла в раж. От ударов дагой она легко уходила рывком влево или вправо, а то и отпрыгивала назад, играя со мной, как кошка с мышью. Вот только мышь была намного крупнее кошки, но девчонку это не пугало.
Дагу она перестала выбивать из моей руки, но не из-за того, что не могла, или я ей мешал, а из-за того, что ей так было интереснее. Ведь все мои неловкие атаки, рассчитанные на силу удара и быстроту, проваливались в самом начале. И если я в начале урока сдерживался, боясь задеть девчонку, то к его концу, покрытый многочисленными царапинами, я уже не сдерживался. Но всё было бесполезно.
Девчонка явно была из породы хищниц и скакала вокруг меня, как ласка возле загнанной в угол крысы, добивая её и заставляя истекать кровью. Глядя в её потемневшие и ставшие почти серыми глаза, я понял, что в таком состоянии она может и убить меня, сама этого не сознавая.