Мир-о-творец

Ланцов Михаил Алексеевич

– Ты хочешь сказать, что…?

– Что вот эта особа, – указал Уолсингем на корабль возле которого находилась Марфа, – не только прямая кровь Плантагенетов, но и, вероятно, душа дочери Гийома из Нормандского дома.

Все присутствующие задумались.

Молча.

Переваривая озвученные домыслы Уолсингема…

Так или иначе, но Марфа упорхнула из Москвы совершенно безболезненно. Но в Туле не осталась и направилась сразу в вотчину свою – в городок Прохоров – столицу графства Шатского.

Там она себя чувствовал более безопасно.

Все-таки Тула – формально город Иоанна Васильевича. И теоретически он может потребовать ее выдачи. Как все повернется – вопрос. А в графстве все

свои. Без оговорок.

Понятное дело, убежала она не на совсем. А отъехала по делам. С детьми. Проведать родные угодья и порешать разные дела, каковых хватало.

Андрей пытался протолкнуть через Иоанна Васильевича разные реформы.

Кое-что удалось.

Кое-что пришлось сильно урезать и исказить.

Большинство же идей и предложений Царь попросту не принял.

Но даже то, что ему нравилось, претворял в жизнь без особого энтузиазма. Поэтому тогда еще просто князь Антиохийский и граф Шатский задумал что получится начать реализовывать своими силами. Так, чтобы в последствии экстраполировать уже отработанную практику на всю остальную Русь.

Одной из таких затей являлась денежная реформа.

Иоанна Васильевича в принципе устраивало то, что сделала его мать, утвердив три стандартные монеты на Руси – копейку, сабляницу [9] и полушку [10] . Проблема этих монет заключалась в том, что они были хороши как сферический конь в вакууме. Для розничной торговли их номинал был слишком велик [11] , а для оптовой – слишком мал.

9

Копейка также называлась новгородкой, а сабляница – московкой. До реформы они все назывались деньгой с указанием региона. Несмотря на реформу Елены Глинской в обороте к 1560 году оставались и иные виду денег – тверская, рязанка и так далее.

10

Копейка имела массу 0,68 грамма, сабляница – 0,34 грамма, полушка – 0,18 грамм.

11

Тут надо отметить справедливости ради что в обороте были маленькие медные монетки – пуло, которые шли по номиналу 30–35 к одной полушке. Но их было мало, совершенно не хватая для бытовых нужд. Из-за чего в большинстве случаев розничная торговля носила характер мелкооптовой.

К 1558–1560 годам на Московскую Русь в силу ряда действий Андрей, поступило много серебра. И завертелась торговля. Активизировалась. Большая торговля. В том числе международная. Из-за чего существующая денежная система стала серьезным тормозом развития экономики. Но Иоанна Васильевича она устраивала. Он вообще не любил старину рушить. Даже такую незначительную.

Графство Шатское было вассальной территорией по отношению к Московской Руси. Что давало некоторые бонусы и возможности. В частности – позволяло самостоятельно чеканить деньги. Чем Андрей и занялся.

Для этого дела требовались граверы.

И он их нашел.

Через Жана.

Нанял и вывез из Германии. Причем весьма приличных граверов, хоть они и числились подмастерьями. Из Константинополя удалось вывести еще несколько десятков ювелиров, имеющих богатый опыт работы с металлами, в том числе ценными. И дело пошло.

Понятно их не всех направили в Шатский монетный двор. Но большую часть без всякого сомнения.

– Ты шутишь! – тогда воскликнула Марфа, когда узнала о планах мужа. – Монетный двор? Хочешь

выпускать эти чешуйки? С этим, пожалуй, и Царь справляется неплохо.

– Нет. Я хочу нормальные монеты выпускать.

– Да разве тут где развернуться? – фыркнула жена. – Здесь же площадей для таких дел попросту нет. Или ты хочешь в Туле?

– Там нельзя. Она же не в составе графства. Мы там будем не в своем праве.

– Тогда что? Я тебя не понимаю.

– Смотри… – начал он рассказывать. А потом и превратил в жизнь свою задумку.

Сначала ювелиры приводили выводили пробу серебра в норму. А поступающая монета и лом были очень разного качества. Но опыт у них имелся и проблем особых не возникало.

Андрей не стал заморачиваться с максимальной чистотой металла. Он остановился на пробе в 750 долей из 1000 как на оптимальной в плане соотношения ценности к механической прочности. Монеты ведь истирались.

Вот к этому стандарту сырье и приводил.

Потом ювелиры же отливали небольшие плоские прутки. Взвешивали их. Проверяли на трещины и серьезные литьевые дефекты. И передавали дальше – в соседний цех.

Там стояло несколько малых прокатных станов.

В них использовали валы, сделанные из поганого, но твердого фосфористого железа. Их фиксировали в жесткой рамке и приводили в движение через простейший редуктор. Шестеренчатый. Шестеренки для которого отливали по форме из бронзы. Да, довольно быстрый износ. Но форма разъемная имелась и по мере износа можно было быстро производить ремонт.

Получалась на выходе простейшая конструкция, напоминающая чем-то горизонтальную прялку. Ножной привод с двумя педалями. Ручная подача. И фиксированный зазор.

Пруток попадал в один прокатный стан. Немного прокатывался. Его осматривали для поиска трещин и прочих серьезных дефектов. Несли в печь для отжига. Потом подавали на другой прокатный стан. На котором зазор уже был меньше. И так далее.

Всего десять прокатных станов и десять небольших печей в которых шел отжиг заготовок. Так требовалось для того, чтобы минимизировать брак и уменьшить пустую переплавку.

На выходе получались тонкая серебряная полоса фиксированной ширины и толщины. Ее передавали в следующий цех, где имелся один рычажный пресс. Ручной. На который мастер подавал ленту, а подмастерье высекал кружки, давя на ручку. Их передавали в следующий цех, где их загружали в бочку с мелким песком и какое-то время ее вращали, зафиксировав в держателе. Что позволяло немного отшлифовать материал и убрать заусенцы.

Потом эти заготовки чеканили. Опять-таки с помощью рычажного пресса. Ну и финальная обработка производилась в последнем цеху. Там на простенькой и очень примитивной гуртильной машинке производили насечку и калибровку гурта. Для защиты от обрезания. Ну и чтобы поля у гурта были ровными.

Таким образом вся линия насчитывала два рычажных пресса, одну гуртильную машинку, одну плавильную и дюжину вспомогательных печей умещалась в относительно небольшом каменном здании. А всего сотрудников насчитывалось едва три десятка.

По местным меркам – крупная мастерская.

Но работала она на порядок лучше и продуктивнее, чем монетный двор Иоанна Васильевича, с куда многочисленным персоналом. Да и выпускала монету эта мастерская куда более интересную да добротную. Андрей назвал ее денар [12] , обозначив номиналом в десять старых новгородских копеек.

12

Название – производное от латинского denarius – «состоящий из десяти». Андрей применил усеченную версию «денар», вместо «денарий».