Мир-о-творец
Шрифт:
Наконец ирокезам, с которыми в основном эти конфликты и проходили, все надоело. Они собрали большое племенное ополчение и пошли «в гости», дабы решить вопрос самым кардинальным образом. То есть, сжечь Новый Псков. Причем сделали это максимально быстро, решительно и во многом внезапно.
И вот теперь Ермак Тимофеевич наблюдал за тем, как по водной глади к острову Марфы устремились крупные каноэ, забитые воинами. Десятки каноэ. Сотни.
Было страшно.
Очень уж многочисленным являлся этот набег.
Могикане, прослышав об предстоящем набеге, разбегались, уходя с линии удара. Времени на сбор собственного ополчения у них не было. Разве что предупредили Новый Псков, не забыли. Посему в крепости лишних людей не было. Женщин и детей они также увезли от греха подальше. Мало ли? И священника, кстати, тоже.
Казаки же готовились к обороне, поддержанные небольшим отрядом воинов-могикан. Больше просто не успели собрать.
– Зарядили? – громко спросил Ермак, не оборачиваясь.
– Как сказывал. Дробом.
– Славно. – кивнул он.
Огнестрельное оружие они покамест не применяли. Обходились саблями, копьями и луками. Их хватало. Однако для защиты крепости Андрей в свое время выделил довольно прилично тюфяков – довольно легких и слабых орудий для боя картечью. С обещанием, когда поставят каменные стены, прислать хорошие, новые, славные «бабахи», как картечного боя, так и по кораблям палить, ежели явятся…
Вот первое каноэ уткнулось в берег острова.
Вот второе.
Вот третье.
И на берег посыпали люди, доставая из лодок длинные палки с навязанными на них маленькими перекладинами. Этакие своеобразные эрзац лестницы. Благо, что стены особенной высотой не отличались. Просто чтобы дуриком не перескочить.
Накопились.
И когда их собралось не меньше трехсот человек, начали приступ, резво побежав вперед.
Сто метров.
Тридцать.
Вот они начали прыгать в сухой ров у крепостной стены и ставить свои поделки.
– Пали! – рявкнул Ермак.
И тюфяки ударили. Прямо вдоль стены. Каменным дробом, сиречь щебенкой.
Грохот.
Клубы дыма.
Вонь.
И вой множества раненных.
Остальные же замерли, ошалев в нерешительности. Они первый раз в жизни видели огнестрельное оружие.
Шок.
Ступор.
Казаки же, не теряя времени, начали пускать стрелы из своих турецких луков. Благо, что с десяти-двадцати метров попасть по ростовой фигуре особого труда не составляло. А учитывая отсутствие всяких доспехов…
Ирокезы почти сразу откатились к берегу.
Посовещались.
Долго.
С час, не меньше. За который они все накопились в единый кулак.
И, что-то для себя решив, начали обходить крепость со всех сторон. А потом, как вышли на желаемые позиции,
Сто метров.
Тридцать.
Они вновь стали спрыгивать в сухой ров, дабы установить там свою импровизированную лестницу.
– Пали! – вновь рявкнул Ермак.
И вся крепость окуталась дымами. Все тюфяки ударили разом, выбросив целую прорву щебенки.
Казаки же, сразу же включившись, вновь начали пускать стрелы. А союзники-могикане – кидать сулицы, так как этого добра на всякий случай с «большой земли» привезли тоже изрядное количество.
Опасная практика.
Копьецо ведь метательное можно и обратно кинуть.
Но не в этом случае.
Ирокезы спешно отходили, бросив все и вся. Даже часть своих каноэ. Про раненых и речи не шло…
– Ну вот, а вы боялись, – смешливо фыркнул Ермак, наблюдая за тем, как незваные гости энергично гребут веслами, удаляясь.
Могикане промолчали.
Они тоже впервые видели в действие огнестрельное оружие. И были поражены мощью шамана, который призвал столь страшные кары на головы врагов…
Глава 4
1560 год, 18 июля, окрестности Вильно
Сигизмунд мрачно смотрел на выходящих из перелеска в полном порядке войска своего неприятеля – Андрея Палеолога. Андрея Прохоровича, как его уважительно называли в окружении короля.
– Славно идут, – заметил кто-то из свиты.
– Славно, – согласился с ним король.
Спорить с этим утверждением не было никакого смысла. Уровень выучки легионной пехоты оставался на уровне. И если раньше Сигизмунд знал об этом лишь понаслышке, то под Киевом и Оршей получил возможность прочувствовать на своей шкурке. В обоих случаях короля спасало только чудо. Он каждый раз бежал. И каждый раз не понимал, как выбирался из заварушки, невольно оказываясь в ее эпицентре.
В какой-то мере это было хорошо.
Шляхетское окружение обратило внимание на то, что их король не избегает боя и обнажает свое оружие. Кто-то осуждал его бегство. Но мало и не сильно. В основном по войску ходили слухи о храбрости их Государя. Что, де, казался рохлей, но как дошло до дела, среди первых бросился в атаку.
Такие разговоры радовали. Однако кроме разговоров проклевывалась и неприятная тенденция – каждое сражение оказываться на волоске от гибели. Словно бы Судьба ему намекала – не суйся не в свое дело. И Сигизмунду II Августу было страшно. Он словно бы чуял приближающийся конец. Запах смерти. Странный и необъяснимый. И даже последнее время стал чаще оглядываться, ибо ему казалось, что эта самая смерть за ним наблюдает.