Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
— Не сомневаюсь. Я рада за тебя, что все обошлось.
— Слушай, родная, парни, оказывается, хотят приобрести эти зернышки, что я нашел возле озера с кошачьим золотом. Принеси их из холодильника, пожалуйста.
— Хорошо. Сейчас?
— Да, если можно.
— А зачем ты их держишь в холодильнике? Это разве мясо? — спросил Живчик.
— У них очень нежная и тонкая кожица, и они плохо высушиваются. А на Льянганати разве можно что-нибудь высушить? Там дожди. Там такие дожди... — Дик грустно замотал головой. Волосы его свесились по щекам. — И поэтому прошлый раз некоторые зерна начали гнить. Педро говорит, что половину пришлось выбросить. Врет он, цену
— Слушай, Дик, а как ты узнал, что они такие?
— Это, парни, целая история. Все получилось в прошлый раз на обратном пути. Мы возвращались в две партии. Первая была большой. Там шел Рыжий, Акути, Швед и три индейца — каражо. Они, собственно, и несли основную поклажу. Через пять дней тронулись и мы с Джимми. Старый Джимми, славный был индеец...
Дик задумался. Ленивец и Живчик жадно смотрели на кладоискателя.
— Ну, дальше, дальше!
— Да, мы с Джимми понимали, что сделали глупость, оставшись на эти пять дней. Все время шли дожди. День и ночь. День и ночь... Проклятый дождь. Если б не дожди, в Льянганати можно было бы влюбиться, ей-богу, парни, это такой край, такой край.
— Ты лучше расскажи нам, как вы нашли эти самые зернышки?
— Разве это я? Набрел на них Джимми. Мы шли, шли. Мы за те пять дней здорово сдали, а здесь прямо-таки доходили. Правду сказать, я почти валился с ног, а Джимми ничего, он молодец, он держался. Он видел, что я не ходок, да, верно, и не жилец. Но он молчал, потому что ничего изменить не мог. Мы шли и шли.
— Ну шли, и что дальше? — подгонял рассказчика Живчик.
— А ты не торопи меня. Да, мы прошли это озеро «Кошачьего золота», где капитан Лох получил от судьбы большую затрещину, спустились уж не помню в какую долину и заблудились. Потому и заблудились, что я требовал дальше идти. Я торопился, парни. Я знал, что надолго меня не хватит. Боялся я ночлега. Индеец послушался меня, мы шли весь вечер и, понятное дело, зашли куда-то не туда. Сделали привал. А дождь все льет. Проводник мой ушел, что-то долго его не было. Потом приходит бледный, серьезный такой. «Благодари своего бога, — говорит, — Я нашел кусты с плодами бонц». — «Что это еще за бонц?» — спрашиваю. А он не отвечает. Только головой трясет. Потом сказал, что напиток из этих зерен он пробовал маленьким ребенком, когда была жива какая-то его прабабка. Ладно, говорю, и сам смотрю и вижу, что у него и правда в руках большая ветка с ягодками. По форме да и на ощупь они кофейные зерна напоминают, только кожица на них такая нежная, нежная. Пока они сырые, еще можно различить, а высохнут, так совсем как кофе. Джимми приготовил чай из этих зерен, и мы выпили его.
— И что?
— Это, парни, такое, такое... Не могу вам даже рассказать, что это такое, только спасся я благодаря плодам бонц. И то место заметил.
— Дик, а почему ты сам не...?
— Чай из этих зерен можно пить только раз в жизни. Самый меньший перерыв должен быть двадцать лет. Так мне сказал индеец. А этому покойнику я верил. Он был честным человеком, хотя и пьяницей. Кто выпил два-три раза подряд — конченый человек. Вот я, например, тогда выпил и словно ожил. Я шел играючи там, где раньше проползал на четвереньках. Еды не нужно, немного воды, и все. И ты бог. И все же... я бы не захотел больше так идти. Только удирая от смерти.
— Почему, Дик?
— Видишь, какое дело. Дорогу я видел и выбирал хорошо. И ни разу не свалился в пропасть. И в реке мы не утонули. И жакаре и анаконды были нам не страшны. Только все время мне казалось, что небо
— Ты рассказывал про это Педро? — спросил Ленивец.
— Я ему все рассказал и дал немножко ягод бонц.
— А сам ты не захотел с ними возиться?
— Нет, эта возня не по мне. Золото — другое дело. Металл чистый, благородный.
В каюту вошла донья Мимуаза.
— Вот, — она поставила банку на пол в центре между тремя собеседниками, — я пошла.
— Снимай ботинок, Андрэ, — сказал Дик.
Живчик скинул ботинок, приподнял стельку, извлек из-под нее плотную пачку банкнот и протянул их Дику. Пока кладоискатель пересчитывал ассигнации, Ленивец открыл банку и заглянул внутрь.
— Совсем как кофе. Настоящий «Red circle» — первый сорт. И пахнут так же.
— От такого кофе ты, брат, на седьмое небо заберешься и забудешь, как оттуда спуститься. Хорошо. — Дик спрятал деньги в карман куртки. — А теперь, Андрэ, скинь второй ботинок.
— Какого дьявола?! — Живчик взвился в воздух и схватился за карман, но в руке Дика уже предупредительно поблескивал вороненый ствол.
Ленивец изумленно смотрел на Живчика.
— Вельо?! — В голосе толстяка звучала угроза.
— Даже так?! Ну и тут ты отличился, вельо. — Дик укоризненно покачал головой. — Это уж никуда не годится. Товарища подводишь.
— Мне деньги нужны, — захныкал Живчик, садясь и снимая второй ботинок. — Жрите!
Дик извлек из ботинка Живчика пачку денег, раза в полтора толще первой. Ленивец молча наблюдал. Белые желваки двигались на его небритых щеках.
Рибейра разделил вторую пачку денег на три равные стопки. Одну он протянул Ленивцу, вторую — Живчику.
— Всем нужны деньги, — примирительно сказал он. — Но шестьдесят процентов комиссионных, сам понимаешь, парень, многовато даже для старого гангстера. Я уж не говорю о том, что вы сэкономили на билетах и других мелочах. Это ваши чистые деньги. Педро мог бы ловить меня, не тратясь на комфорт для своих помощников. Но это не мое дело. Так, говорят, Толстый Педро сильно изменился?
— Сильно, — хором ответили довольные гангстеры.
— Журналы читает, — разъяснил Ленивец.
— Какие журналы? — спросил Дик.
Улыбнувшись, доктор Трири сложил листы газеты и ласкающим движением опустил их на лакированный столик.
Он поднялся из низкого теплого кресла, сплел пальцы за спиной на манер сложного морского узла, поднял лицо к потолку и медленно закружился вокруг стола, на котором в струях кондиционированного воздуха, точно живая, шевелилась газета.
«Вот, оказывается, как они меня увидели...
Проповедник наслаждения, апологет теории экстаза обладает, как пишут они, каучуковым позвоночником и бледным маленьким личиком. У него, пишут они, длинные жирные немытые волосы битлза, желтоватые белки глаз, хрустящие суставы и плохие манеры. Их охватило, как они пишут, ощущение немытости, затхлости.
Они, оказывается, были шокированы его несовременностью. Это одеяние, эти духи из тех сортов, которыми сбрызгивают покойников...»
Доктор Трири сложил губы трубочкой, выдохнул воздух и вновь улыбнулся.