Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
— Какого?
— Того, с кем я подрался.
— И что?
— «И что»! Не соображаешь? Зачем им вызывать матроса, когда он рядом с помощником капитана? Здесь что-то не то.
— Глупости! — отрезал Живчик. — Пока мы чинили твои штаны, негр мог куда угодно податься! Вот его и вызывают.
Живчик раздраженно толкнул дверь бара. В этот ранний час заведение Миму пустовало. Сама хозяйка, стоя на рабочем месте, разливала в четыре рюмки коньяк. Лицо ее было бледным, губы сжаты.
Скорбная складка у переносицы придавала ей выражение
Напротив барменши на высоких вертящихся табуретах сидело четверо. Помощник капитана, Сэм Смит, подсобный рабочий Даниил, и Альдо Усис с забинтованной головой. Все четверо сосредоточенно смотрели на плотно сжатый рот доньи Мимуазы.
Первым гангстеров заметил перевязанный Альдо Усис.
— Они! — Техник-электрик заорал так зычно, что бутылка коньяка в руках Миму дрогнула и опрокинула рюмку.
— Действительно они, — пробормотал помощник капитана.
Сэм Смит выхватил пистолет. Никто бы не подумал, что этот джентльмен умеет так ловко обращаться с оружием. Негр Даниил широко открыл заплаканные глаза.
Живчик и Ленивец, сдавив друг друга в дверях, выскочили из бара.
Погоня! Погоня! Настоящая большая погоня на «Святой Марии».
— Держи! Держи их! — истошно вопил жаждущий крови Альдо Усис, перепрыгивая через канаты и тумбы.
— Это уж слишком, это уж из рук вон, — приговаривал, посапывая, помощник капитана. К тому времени, когда гангстеры и преследовавший их техник-электрик исчезли, помощник только-только оторвался от круглого сиденья у стойки доньи Миму.
Сэм Смит презрительно ухмыльнулся, спрятал пистолет куда-то под мышку и остался неподвижен.
— Нехорошо, донья Мимуаза, — сказал негр Даниил. Глаза его снова увлажнились.
Ленивец и Живчик бежали по узким переходам, скатывались вниз в темные провалы салонов, взмывали вверх, на чистые просторы палуб и чувствовали себя настоящими стопроцентными зайцами. Где-то сзади, по следу, шла тощая и злая гончая. Ее лай временами оглушал их, временами пропадал, но все время они ощущали у себя на затылке горячее собачье дыхание.
«Ох плохо быть шестидесятилетним зайцем!» — держась за сердце, думал Живчик.
«Ох, плохо быть стокилограммовым зайцем!» — стонал Ленивец, удерживая разворачивающийся пояс.
«Дурак наш шеф, что послал нас на это дело!» — таково было единодушное мнение гангстеров.
На тесной лесенке дорогу бежавшему впереди Ленивцу загородил человек, похожий на боцмана. Ленивец точно не знал, но полагал, что только у боцмана могут быть усы такой внушающей уважение пышности.
— Вы куда? — грозно спросил усач.
— Вы не видели здесь двух? Один высокий, другой пониже? Не пробегали? — задыхаясь, спросил Ленивец, кулаком вытирая пот.
— Нет, а что?
— Мы их ищем, — выдохнул Ленивец, отодвинул боцмана в сторону и прошел вперед, обнаружив за собой запыхавшегося Живчика. Гангстеры бросились дальше.
— А вот теперь вижу! — заорал боцман и включился в погоню.
Да, стая гончих росла, а дичь
И тем не менее кольцо сужалось. Уже передали по радио, что их разыскивают, уже каждый встречный мог проявить себя как гончая, кончались силы, дыхание, жизнь.
В этот трагический момент они взлетели на солнечную палубу, где доктор Трири произносил свои удивительные речи.
О чудо! Здесь было полно народу. Дамы и пожилые джентльмены сидели на скамьях, стульях, шезлонгах. Остальные толпились как попало, в проходах между скамьями, многие разместились на огромных, похожих на сундуки, ящиках со спасательными поясами, некоторые по-восточному расположились прямо на полу, согнув ноги калачиком.
Впереди, на авансцене, шел жаркий, словесный бой между доктором Трири и каким-то светлым пареньком в гавайке навыпуск и с упрямым волевым подбородком. Слушатели то и дело разражались криком, они смеялись и хлопали.
— Осторожно, все ноги оттоптал, бегемот! — шипели потревоженные Ленивцем слушатели.
— Ничего, ничего, мозолям нужен массаж, — торопливо утешал толстяк.
Они считали, что устроились надежно. Со всех сторон их окружали взволнованные, что-то выкрикивающие люди. Проповедь доктора Трири могла затянуться на несколько часов. Будущее, казалось, было обеспечено. Правда, сидя на палубе, они не могли внимательно следить за ходом дискуссии, но это их почему-то не огорчало. Ленивец завистливо изучал покрой брюк стоящего впереди мужчины. Живчик тяжело вздыхал — здесь внизу воздуха было немного.
— Это как в хороший футбольный день в Рио, правда? — оптимистично заметил Ленивец, просовывая голову меж чьих-то колен. Загнанный Живчик только кивнул.
«Хорошо тебе, поросенку, а вот побыл бы на моем месте... Не то бы заговорил! Матч ему припомнился, свинья этакая! Тут никак отдышаться не можешь, а он со своим футболом...»
Единственно, что огорчало Ленивца, так это некоторая текучесть толпы. Люди впереди то и дело двигались, открывал для постороннего обозрения двух грешников. И хотя спины и бока беглецов были надежно закрыты толпой, Ленивец ощущал беспокойство.
Самые светлые минуты обладают неприятной особенностью прерываться болезненно резко и печально. В жизни дичи этот момент связан со звуком выстрела. И если даже нет прямого попадания, все равно страх охватывает тело жертвы и понуждает ноги к движению, направленному в сторону, противоположную опасности.
Толпа, загораживавшая Ленивца и Живчика от вдохновенного лица доктора Трири, потеснилась, и гангстеры увидели на авансцене уже примелькавшуюся им фигуру Альдо Усиса в сопровождении сержанта судовой полиции. Обуреваемый жаждой мести, электромеханик оттеснил доктора Трири и его оппонента в сторону и занял центральное положение возле микрофона.