Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
И он тоже не называл меня по имени.
Всего, что было пережито, передумано и перечувствовано за долгие дни и ночи в лечебнице, описывать не буду. Пришлось бы написать целую книгу. Ограничусь в дальнейшем отдельными отрывками.
Настало утро. Буфетчица принесла завтрак.
ОНА. Доброе утро, сэр. Ну вот я опять к вам — сегодня моя смена.
Поставила поднос на тумбочку и отошла.
Я. Доброе утро. Спасибо, мисс... как вас звать?
ОНА. А вы забыли?.. Это бывает после операции, мистер Джеффрис.
Я. Дейвис моя фамилия. Так как же вас зовут, дорогая мисс?
ОНА (удивленно расширив глаза). Но я же отлично знаю вашу фамилию, сэр... Ну вспомните меня, сэр, я же Мери!
Я. Как я могу вспомнить того, кого не знал? Не удастся вам меня разыграть, веселая мисс! Какое, однако, любопытное совпадение — «Мери» зовут и мою жену.
ОНА. У леди Мод есть еще второе имя?
Я. Какая там еще леди Мод! Ничего у вас не получится, мисс Мери. Дайте, пожалуйста, зеркальце.
ОНА (внезапно засуетившись). У меня нет зеркала... Пейте скорее кофе, пока не остыл, а мне надо бежать...
Я. Мисс Мери! Что это значит? А что у вас в левом кармане халата?
ОНА (бросившись ко мне, испуганно шепчет). Я дам вам зеркало, но, ради бога, тише, умоляю вас, сэр, нам запрещено...
Быстро входит Крол.
КРОЛ. Что тут за разговоры, Мери? А больные ждут завтрака. Сейчас же отправляйтесь! Доброго утра, наш дорогой пациент! Ну, как вы себя чувствуете?
Я. Здравствуйте, доктор. Как вчера. Неплохо и странно.
ОН. А сегодня у вас совсем молодцеватый вид! Скоро начнете ухаживать за хорошенькими буфетчицами... Кстати, что вам наговорила тут эта болтливая девушка?
Я. Ничего особенного. Пожелала, как полагается, доброго утра, осведомилась о моем здоровье, настроении... Милая девушка. А что?
ОН. Ну, я очень рад, что она вам понравилась — вам полезны положительные эмоции. Помочь позавтракать? Сейчас пришлю сестру. А после обхода зайду еще.
Вскоре он вернулся.
Я. Доктор, можно мне позвонить жене?
ОН. Что вы! Ни в коем случае! Вам нельзя вставать с постели. Садиться — только во время еды.
Я. Тогда я попрошу вас вызвать ее сюда. Очень хотел бы увидеть ее и детей.
ОН. К сожалению, и это пока исключено. В любом случае это было бы для вас каким-то переживанием, волнением. А вам ничего подобного нельзя. Вы должны в полной мере отдавать себе отчет в том, что вы пережили катастрофу и перенесли серьезную операцию. А остались живы и даже будете здоровы! Так потерпите же, наш дорогой клиент!
Я. Гм... Хорошо. Но скажите все же, пожалуйста, какими чародейскими средствами достигнуто это чудо?
ОН. Для этого пришлось бы слишком много рассказывать. А вам вряд ли стоит забираться
Я. Благодарю. А теперь что-нибудь о самом чародее.
ОН. Я уже говорил вам. Могу добавить: автор ряда трудов о факторах и барьерах тканевой несовместимости, о методах и средствах их преодоления, о принципах совмещения чужеродных тканей и тому подобном. Удостоен многих премий. Фанатик науки и своих идей. Для нас, его ассистентов и адептов, он непререкаемый авторитет. Вам необычайно повезло — вы попали именно в его руки!
Я. Благодарю вас, доктор.
ОН. А теперь, дорогой пациент, получайте свою инъекцию и отдыхайте.
Придя после обеда за посудой, буфетчица сунула мне под подушку бумажку и отрывисто прошептала: «Нам запрещено разговаривать с вами, сэр... Не выдавайте меня, вы ведь всегда хорошо относились ко мне... а то я получу выговор... вечером верните зеркало...» — и стрелой вылетела из палаты.
Я вынул из бумажки зеркало и поднес его к лицу. Но увидел не себя.
На меня глянул в упор мутным взором незнакомый старик с белой от бинтов головой и седоватыми бакенбардами и бородой. А мне тридцать один год.
Неприятнее всего были выцветшие голубые глаза. До катастрофы они были золотисто-карими.
Я опустил зеркало. Вновь поднял его. И повторял это безнадежное упражнение со все возрастающим ужасом.
Наваждение устойчиво держалось. Наконец, не будучи более в силах смотреть на чужое лицо в зеркале, я оставил это безумное занятие.
Захотелось закричать от страха. Было так жутко, как при встрече ночью с призраком мертвеца в безмолвии пустого дома.
Но предаваться скорби было некогда — быстро следовали новые открытия, и я окончательно запутался в паутине загадок.
Голос мой так и остался тенором. И почерк стал уже не тот. А очки ношу теперь постоянно. Все это так странно.
Персонал лечебницы ведет себя со мной подчеркнуто сдержанно. Я стал задавать наводящие вопросы. И обнаружил, что не только буфетчица, но весь низший персонал принимает меня за Джеффриса! Ни больше ни меньше, как за известного писателя Майкла Джеффриса!..
Все здешние врачи почему-то проявляют ко мне повышенный, какой-то особый интерес, чуть ли не с любопытством смотрят на меня. Не потому ли, что и они считают меня знаменитым Джеффрисом?.. Или все это только кажется при моей подозрительности? Однако никто не называет меня по имени — ни Джеффрисом, ни Дейвисом.