Мир приключений 1969 г.
Шрифт:
От выводов и собственных теорий, гипотез и комментариев в отчете мы, согласно Вашему указанию, воздержались.
Весьма преданный
Ваш Гарри Стоун.
«У РУБЕЖА XX-XXI»
Специальное приложение
к номеру от 13 июля
ИНТЕРВЬЮ У МИССИС ДЖЕФФРИС
Нас приняли две дамы: изящная блондинка с бледным лицом и испуганными голубыми глазами и спокойная, довольно высокая шатенка с легкой проседью и прямым пытливым взглядом.
В кабинете покойного, куда нас поспешно провели, мы, с разрешения хозяек, тотчас же включили магнитофон и диктограф. Блондинка сказала (даю отрывки лент), указав на вторую даму:
— Знакомьтесь, это миссис Вероника Белл, младшая сестра Майкла. После трагедии она все время со мной — я не в состоянии оставаться одна в пустом доме. Вероника и нашла тот страшный документ с разгадкой. Но какой ценой нам далась эта разгадка! Ужасающей. Мы узнали безумные вещи. И на место одной загадки встала другая. Рассказывать вам все по порядку? Или вы пожелаете сначала задавать вопросы?
— Нет, мы будем слушать то, о чем вы пожелаете нам рассказать.
— Благодарю вас. Вероника, я попрошу вас приготовить кофе. Джентльменам придется, вероятно, задержаться у нас. Ознакомиться с обстоятельствами дела не так просто. Сначала придется посвятить вас в одну нашу семейную традицию. Извините, я говорю очень бестолково, но я очень взволнована.
— Мы понимаем вас. Считайте, что перед вами не газетчики, а доверенные лица. Говорите свободно о чем угодно. Без вашего согласия ничто не будет оглашено.
— Благодарю вас. Я хотела только сказать, что мы с мужем не мешали друг другу заниматься своим искусством. Он писал у себя в кабинете, а я рисовала в своей мастерской.
И никогда не глядела на то, что он делал за столом. Никогда не касалась его рукописей и записок. Вам еще не наскучило выслушивать подобные подробности?
— Мы понимаем, что это имеет отношение к событию.
— Благодарю вас. Совершенно верно. Если бы я совала нос в его рукописи и тетради, события, быть может, обернулись бы иным образом. А после такойего смерти я уж и вовсе не в силах касаться его бумаг и вещей. Вам понятно это?
— Понятно. Пожалуйста, продолжайте.
— Благодарю вас. Это делает за меня Вероника. Поэтому она... но сначала должна сказать вам... простите, я все время сбиваюсь... что Майкл после второй операции, а она была за пять недель до его смерти, резко изменился. Он стал как бы чужим человеком. Это был как бы не он, а кто-то другой. Словно его подменили. Но не его самого, а... как бы это вам объяснить...
— Признаться, это уже менее понятно.
— Да-да, это естественно, ни я, ни кто другой также ничего не понимали. Но и мало кто знал об этом. Мы оба, не сговариваясь, скрывали это. По разным причинам, вероятно. А Майкл стал к тому же еще упорно избегать друзей и знакомых. При неизбежных же встречах он молчал, вопреки элементарной вежливости. Даже со мной он, против обыкновения, стал скрытным. Видимо, он что-то переживал. А через неделю после возвращения из лечебницы он вдруг за одну ночь поседел. После этой ночи он стал целыми днями писать.
— А затем, вероятно, уничтожал написанное?
— О нет! И весь последний день с утра писал. Вечером я отвезла его к профессору Брауну. Обратно привез его сам Браун. После полуночи. О чем они говорили, осталось неизвестным, но вернулся Майкл в страшно мрачном настроении. Ничего не ел, не пил и быстро прошел в кабинет. А рано утром разыгралась трагедия.
— А какие операции перенес ваш покойный супруг?
— Первая — обычная: пересадка сердца. И, как обычно, она прошла удачно и с отличным результатом. Правда, уже после нее Майкл впал в сплин...
— Простите, а вторая операция какая?
— Операция головы. Браун констатировал острый склероз мозга.
— А в клинике были известны происшедшие у пациента после второй операции психические изменения?
— Конечно! Профессор даже предупредил меня об этих изменениях. Но только при выписке из лечебницы. А до этого меня вообще не допускали к Майклу. Я ни разу не видела его до самой выписки. Неслыханный случай.
— Да, действительно очень странно. Почему же они не допускали вас, миссис Джеффрис?
— На все мои просьбы и мольбы они твердили одно: больной перенес серьезную, тяжелую операцию, ему необходим абсолютный душевный и психический покой — ни малейших эмоций и переживаний!
— А что они сказали вам, когда вы забирали вашего супруга домой?
— А тогда Браун поговорил со мной, еще до свидания с Майклом, наедине. Я сразу почувствовала, что этот крупнейший ученый, великий хирург и холодный человек подготавливает меня к чему-то очень нехорошему.
— И что же он сказал вам?
— Вкратце это сводится вот к чему: первое и главное — пока ни о чем не говорить с Майклом, молча забрать его домой. Дико, не правда ли? Потому что в результате операции у него многое выпало из памяти. Он совершенно не помнит, например, свое прошлое, не знает, кто он. Представляете мое состояние?
— Безусловно. Все это крайне странно.
— Браун призвал меня к мужеству. В утешение он сказал, что в медицине таких случаев известно немало. Более того, у Майкла появилась навязчивая идея: он считает себя кем-то другим. Но во избежание шока его не следует разубеждать в этом. И вообще его нельзя абсолютно ничем волновать. Разговаривать с ним надо будет очень осторожно, стараться говорить поменьше, ничем его не утомлять. Представляете?